Наследница Шахерезады

Инспектор Пихлер толкнул его локтем в бок.

– Мы все знакомы с вашей точкой зрения, стажер Шперлинг, – холодно отозвался председатель комиссии. – Более того, мы в курсе, что в полном праве не пустить кого бы то ни было в Чехию по греческой визе. Однако мы также знаем, что в данном случае могли бы не придерживаться правил столь буквально, поскольку налицо особые обстоятельства.

– Так вы ее пропустите?! – возмутился Якоб.

– Нет, Шперлинг, не пропустим! – взорвался группенинспектор.

Он стукнул кулаком по столу, и стопочка уже рассмотренных дел накренилась и с шорохом рассыпалась.

– А не пропустим мы ее потому, что КОЕ-КТО поторопился шлепнуть на визу этой русской печать «Аннулировано», даже не потрудившись разобраться в обстоятельствах! – гневно продолжил председатель комиссии.

Якоб поморщился. У группенинспектора была пренеприятная манера выделять голосом отдельные слова так, словно они написаны крупными жирными буквами. Или вообще выбиты зубилом на мраморной надгробной плите.

– Но я же нашел эту русскую в базе! – напомнил обиженный Якоб. – Елена Логунова уже не раз нарушала визовый режим по украинскому паспорту! То есть она злостная нарушительница – это во-первых, и путешествует по разным паспортам – во-вторых! Типичная шпионка!

– Дорогой Якоб, – почти нежно позвал председатель комиссии, закрывая глаза и вытирая платочком вспотевший лоб, – а вам известно, что у русских есть так называемое «отчество»?

– И что? – неопределенно ответил Якоб.

– А то, дорогой мой Якоб, что отчество русской Елены Логуновой – Ивановна, а украинской – Александровна. Более того, разница в датах рождения у них составляет двадцать лет, так что любому НОРМАЛЬНОМУ человеку понятно: это две разные женщины!

– Ты облажался, парень, – шепнул стажеру инспектор Пихлер.

– И что же теперь делать? – беспомощно пробомотал стажер.

Ах, говорила ему муттер, говорила: «Якоб, ты должен быть более внимателен к деталям!»

– А теперь нам предстоит решить, что делать с другим русским, – со вздохом сказал председатель комиссии, перекладывая листочки дела русской писательницы в развалившуюся стопочку уже рассмотренных. – У нас ведь есть еще один гражданин России с подобным нарушением визового режима. В другой ситуации мы бы выслали его на родину без раздумий, но при данных обстоятельствах депортация сразу двух российских граждан может быть расценена как яркое проявление ухудшения политических отношений между нашими странами.

– Посольство точно обидится, – кивнул инспектор Пихлер. – Они там все та-акие нежные, чуть что – сразу ноты протеста строчат. И журналисты крик поднимут, это ясно.

– Короче говоря, я предлагаю кинуть им кость и пропустить второго русского, куда он там летел? Да, в Берлин, – заглянув в бумаги, сказал председатель комиссии. – У КОГО-НИБУДЬ есть возражения?

Он пристально посмотрел на стажера Шперлинга.

– Нет возражений, – пробормотал он и отвел непримиримый взгляд в сторону.

– Ничего, не расстраивайся, – ехидно нашептал ему инспектор Пихлер. – Шпионов в мире много, тебе еще кто-нибудь попадется!

24 января, 09.00

Точно в назначенный час я стояла у стойки Австрийских авиалиний, нервно тиская шарфик и ожидая появления представителя полиции, который сообщит мне, как решился мой вопрос.

В Краснодар или в Прагу?

В Прагу или в Краснодар?

Неподалеку встали лагерем мои вчерашние товарищи по несчастью, включая девочку в розовом и мальчика с помпоном. Мужичок в ушанке привалился к стеночке и, кажется, дремал. Ирка держалась поблизости, слоняясь среди прилавков книжного магазина и делая вид, будто она умеет читать по-немецки.

Парни в полицейской форме появились в девять ноль пять.

– Вот австрийские менты принесли документЫ! – явно стараясь меня развеселить, срифмовала моя подруга-поэтесса, но я даже не улыбнулась.

Служивые тоже не сияли улыбками, но были вежливы, во всяком случае, всех особ женского пола, включая девочку в розовом, называли «леди».

Взрослым из той большой группы раздали паспорта, и они откочевали, радостно переговариваясь, в зал ожидания.

«Этих пропустили куда им надо», – не без зависти прокомментировал мой внутренний голос.

Некрасовскому мужичку тоже вернули загранпаспорт, чего он явно не ожидал, потому как обалдело замер на месте, словно сторожевой суслик у норы, вместо того чтобы бежать, теряя валенки, к своему самолету в Европу.

«А вот это плохо, – сказал мой внутренний голос. – Не могли же австрияки пропустить всех-всех-всех? Кого-то они должны и депортировать, и тогда получается, что выдворяют тебя!»

– Не каркай! – прошептала я и бледно улыбнулась полицейскому.

Увы, пророчество сбылось.

Меня решили выслать на родину!

Мне захотелось плакать.

Я беспомощно посмотрела на Ирку, затаившуюся в книжных развалах, и она выразительными жестами изобразила мимическую миниатюру «Соберись, тряпка!».

– Леди? Сигнатюр!

Полицейский красавчик подсунул мне под руку стопку бумажек на немецком.

– Найн! Никаких вам сигнатюров! – собравшись (ибо не тряпка!), решительно отказалась я. – Не буду подписывать бумаги, которых не понимаю!