— На сколько? — слушать Снежана явно не собиралась, только склонила голову, повторяя вопрос. — На сколько ночных отъездов без причины? На сколько вопросов, оставшихся без ответа, на сколько приступов ревности? Ты готова бросить все в ту же минуту, как раздастся звонок от него? Готова принимать его недосказанность? Готова тушить собой пожары, разгоревшиеся явно не по твоей вине? Готова не задавая вопросов, бросать пропахшие женскими духами рубашки в грязное белье? Думаешь, Самарский это просто? Ты ни черта о нем не знаешь, — закончив, Снежана отступила. Саше наконец-то дали возможность уйти.
И она собиралась этой возможностью воспользоваться, несомненно, но сначала, проследила за тем, как тонкая рука соперницы опускается, освобождая путь, а потом снова посмотрела ей в глаза. Теперь уже не чувствуя ни вины, ни неудобства.
— В отличие от тебя, я знаю в нем только это. Я знаю только того Самарского, которого впору ненавидеть. Всей душой и сердцем, от которого нужно бежать, пока не поздно. И именно этого Ярослава… я люблю.
Ответа она не ждала, просто обошла Снежану, устремляясь в темноту коридора. А ведь ему она этих слов еще не говорила…
— Дурочка, — полетело в спину. — Сколько?
Саша не знала «сколько», не знала, существует ли у них с Ярославом такая категория вообще. «Сколько»? Они знакомы всего пару месяцев, за которые она прошла путь от ненависти к нему, до грани любви, а потом в один момент обратно, и снова вверх. Она носит под сердцем его ребенка, и боится в этом признаться, чтоб не услышать, что такие проблемы ему не нужны. Она слышала от него слова любви, но до сих пор не может поверить, что сказаны они были всерьез, а не для того, чтоб заставить забыть о самоубийстве.
Она боится даже спросить, кто она для него? Слишком сложно вписать их отношения в простые слова. Любовница или любимая? Или это одно и то же? Желанная или та, без которой он не может так же, как она без него? Она хочет когда-то услышать от него ответы на эти вопросы, но задать их не осмелится.
Сколько? Сколько он захочет. Потому, что отказаться от него добровольно Саша вряд ли сможет…
Глава 38
Дорога домой показалась Саше такой длинной, бесконечно длинной и ужасно холодной…
— Можно включить печку? — не отрываясь от вида за окном, Саша тихо окликнула водителя Эдуарда Александровича.
— Работает на полную, Александра Константиновна.
Закрыв глаза, Саша кивнула, скорей самой себе, чем водителю. Ну да. Наверное, он прав. И холодно ей не снаружи… Как будто сухой лед где-то внутри, и белым паром он распространяется по всему телу, доводя до дрожи.
Как только машина затормозила у подъезда, Саша выскочила, даже не дожидаясь, пока ей откроют дверь, ждать лифт тоже не стала. Ей хотелось побыстрее оказаться наедине с собой. Три пролета она преодолела с бешеной скоростью, а вот четвертый заставил остановиться, прислониться спиной к холодному кафелю, восстанавливая дыхание. И даже так не становится теплей, даже разогнав кровь по всем клеточкам, даже тяжело дыша, в ушах стоят слова, произнесенные не так давно: «если бы она дожила…»
— Черт, — оттолкнувшись от стены, Саша снова помчала вверх. Лучше так, лучше бежать наперегонки с мыслями, чем дать возможность понять себе все тут.
Щелкнул замок, трясущимися пальцами, девушка набрала код сигнализации, юркнула в квартиру прежде, чем охранник, отправленный за ней, успел ступить на последнюю ступеньку. Нет. Сейчас она не хочет ни видеть, ни слышать никого.
Квартира встретила Сашу мертвенной тишиной, и кромешной темнотой, темнотой, которую невозможно выдержать. Оттолкнувшись от двери, Саша помчалась по всем комнатам, зажигая свет. Везде. Даже там, куда заходить не собиралась, в коридоре, кухне, ванной, спальнях. Люстры, торшеры, подсветку. Она методично заставляла гореть все, включила вытяжку, телевизоры, музыкальный центр. Девушка изо всех сил пыталась вселить жизнь во все тут, каждый угол должен был излучать свет и звук.
Где-то по пути она потеряла туфли, отбрасывала по ходу шпильки, сережки полетели на пол, закатившись под трюмо. Это сейчас не волновало совершенно. В клатче, остававшемся еще в руках, зазвонил телефон, нервно дернув застежку, Саша услышала треск материи — порвала.
Продолжая кружить по квартире, она достала телефон, посмотрела на экран. Алиса. Нет. Она сейчас не сможет с ней говорить. Она не сможет говорить сейчас ни с кем. Нажав на отбой, Саша отбросила сумочку на кровать.
И это чертово платье… Оно сейчас казалось таким бестолковым, сковывало движения, не давало дышать полной грудью. Повозившись с замком, Саша победила и его, стянула рукава, проследила, как черная ткань оседает у ног, а потом скомкала, отправив в нижний ящик комода. Она не наденет его больше никогда. Выбросит, даже не посмотрев, чтоб еще и этот кусок ткани не служил ей постоянным напоминанием о сегодняшнем вечере.
Холодно. Надо сделать что-то с холодом. Найденные в доме пледы, Саша снесла на кровать, открыв шкаф, нашла самый свой теплый свитер, заменивший забытое уже платье.