Наследница (СИ)

— Сашенька, вы не поранились? — ее схватили за плечи, повернули в сторону, заставив оторваться от наблюдением за тем, как шампанское растекается по полу.

— Нет, — Саше казалось, что она все еще плохо слышит, что вокруг головы какой-то кокон, не дающий проходить звукам, взглядам, а главное — воздуху… — Простите, я… Я позову официанта, — прежде чем Шутов успел возразить, она выдернула руку, отступая.

Кажется, ее кто-то окликнул, пытался остановить, это значения не имело, стена, стена, стена — сплошная стена по одну сторону и люди по другую. Дышать все сложней, думать все сложней, еще чуть-чуть, и мир вокруг сожмется до размера молекулы…

Саша дернула ручку двери, когда слезы уже не давали видеть вокруг ничего. Снова, как полчаса тому, она оказалась в темном коридоре одна, и в этот раз она тоже бежала, но уже не от людей — от слов.

«Если бы Настя дожила до сегодня… Если бы дожила… Она была бы счастлива видеть вас такой взрослой, красивой, своей точной копией.»

Ее мать… Женщина, которую она всю свою жизнь так старательно пыталась не признавать значительной, пыталась доказать себе, что в ней не нуждается, что не имеет ни малейшего значения где она, что с ней, жива она или нет… А теперь оказывается, что не жива…

— Господи, — грудь нестерпимо жгло, глаза щипало, оттолкнувшись от двери, Саша попыталась сделать вдох, не получилось.

В сумочке должен быть баллончик, дрожащими пальцами, девушка попыталась справиться с молнией, но не получилось, ни с первого раза, ни со второго, а сделав третий рывок, Саша не смогла удержать клатч. Он отлетел на расстояние полуметра, но даже оно теперь казалось девушке непреодолимым.

Сердце билось, как у бегуна-марафонца, руки тряслись, а каждая новая попытка выдохнуть завершалась приступом боли в груди.

Чтоб не упасть, Саша облокотилась лбом о стену, чувствуя, как к горлу подступает тошнота. Девушка закрыла глаза, в надежде, что так будет легче — не стало, даже себя удержать, сил не хватило, секунда, и она начала оседать на пол. Надо, наверное, попытаться крикнуть, кого-то позвать, нельзя паниковать, но, черт побери, не выходит! Опять не выходит!!!

* * *

— Саша, — мир вокруг уже успел практически погрузиться во мрак, когда девушка почувствовала, как ее подхватывают на руки, куда-то несут, еще одни двери, и вот, ее задыхающееся, давящееся слезами тело на несколько секунд оставлено, а спаситель вернулся в коридор.

Яр помнил, что у нее была сумочка, и теперь, оставив ее в оказавшейся открытой комнате, окидывал взглядом темный коридор, в поисках нужной вещи. Удача, она оказалась практически под дверью, не теряя времени зря, он метнулся за ней, открыл, почти сразу нашел то, что нужно.

— Тихо, солнце, — вцепившись руками в углы стола, она судорожно пыталась вздохнуть. Когда-то, Яру уже приходилось видеть, как она сгибается вдвое, под давлением собственного страха и его последствий, и сейчас ему снова стало жутко, жутко до дрожи, что ей приходится опять чувствовать подобное.

Вложив баллончик в холодные пальцы, Яр сам поднес их к лицу, подозревая, что даже это ей сделать может быть сложно. Вдох, и она на секунду замирает, а потом еще два нажатия на дно баллончика, и ее пальцы разжимаются, выпуская лекарство.

— Тише, — Саша снова ухватилась руками за стол, заново уча организм дышать нормально. Не жадно хватать воздух, как оголодавший человек, увидевший хлеб, а мерно, по капельке, медленно, чтоб не порвать к чертовой матери и без того до сих пор горящие легкие. — Тише, — не чувствуя сопротивления, ее повернули, подсадили на стол, и только теперь, Саша снова встретилась лицом к лицу с Самарским.

И почему-то именно в его зрачках, как на экране телевизора перед ней моментом пронеслось все то, что привело сюда.

Шутов, бросивший фразу невзначай, «если бы она дожила…», прошло два месяца с тех пор, как человек, находящийся напротив, сообщил ей о смерти отца, сообщил куда деликатней, но этим признанием разорвал душу на клочья, а теперь, ей стало страшно, противно, горько и невыносимо одиноко. Слезы покатились градом по щекам.

— Ее больше нет, — из последних сил, Саша закрыла лицо руками, скрывая рыдания от мужчины.

— Кого нет? Что случилось? — ему сложно было понять, что произошло, почему сейчас, сложно поверить, что он мог не успеть, сложно смотреть на нее такую — снова сломленную.

— Он сказал, что ее больше нет… Мамы нет… — очередной отчаянный всхлип заглушила ткань пиджака, Ярослав прижал девушку к себе.

Чертов урод. Надо было убить его еще раньше. Разрываясь между желанием успокоить Сашу и вернуться, чтобы размазать по стенке ублюдка, Яр взял холодные руки в свои, согревая своим теплом.

— За что? Ярослав, скажи, за что? За что они все меня бросают? — она ушла давно, чертовски давно, больше семнадцати лет тому. Ровно столько Саша не видела женщины, зовущейся матерью. Ровно столько она думала, что видеть ее не желает. И, наверное, в этом была правда, но еще правда крылась в том, что Саша хотела знать — где-то она есть. Не важно где, с кем, есть ли у нее еще дети, просто где-то она есть.