Наследница (СИ)

— Хорошо, после выписки… — девушка не знала, сколько ее собираются тут продержать, но противиться не собиралась. Возвращаться в реальность страшно, жутко.

— И еще… — Данилов замялся, прежде, чем сказать то, ради чего, в общем-то, и пришел. — Сведений о вашей матери в деле не будет. По официальной версии — это были просто разборки бизнесменов. Шутов убил вашего отца, предчувствуя крах собственной фирмы, если не избавится от сильного конкурента, а вас выкрал как прямую и единственную наследницу. Ему выгодна была дестабилизация ситуации. В деле не будет ни Яковлева, ни Анастасии Титовой.

— Спасибо, — Саша опустила взгляд, даже не пытаясь скрыть стыд. Ей стыдно за то, что в ее жизни и ее родителей было такое. Ей стыдно, что ему пришлось об этом узнать. Ей стыдно перед каждым, кому пришлось это узнать.

— Не за что, на этом настоял Ярослав Анатольевич. Благодарить надо его.

Данилов ушел, оставив Саше еще одну причину для стыда. Больше всех в этом мире, стыдно ей было именно перед Ярославом. Он не просто знал обо всем. Он сделал все, чтоб она не узнала, а сейчас делал все, чтоб смогла пережить, забыть, но глядя на него, забыть, не получалось.

Каждый раз, когда Саша чувствовала, что он заходит в палату, девушка отворачивалась к стене, закрывая глаза. Она не была готова встречаться с ним. Пока еще не была.

Чуть позже, ее посетил еще один человек, которого она ждала практически с первого дня. Эдуард вошел беззвучно, уже оказавшись внутри, постучал, привлекая внимание стоявшей у окна девушки.

— Сашенька, — ее собственная гора апельсинов пополнилась еще тремя.

— Здравствуйте, — как сказал врач, ее молодой организм возобновился достаточно быстро, конечно, она еще быстро уставала, но к кровати пыталась не подходить до самой ночи. Спать спокойно пока не получалось — подвал являлся к ней каждую ночь.

— Как ты себя чувствуешь? — Саша видела, что мужчина чувствует себя неловко. Странно было замечать, как он переминается с ноги на ногу, не решается ни подойти, ни сесть, ни толком что-то сказать. Эдуард всегда казался ей подобным отцу. Таким же стойким, уверенным, сильным, пускай чуть менее жестким, но сомнения в нем девушка видела впервые.

— Все хорошо, спасибо.

Разговор угас, так толком и не успев начаться. Прежде, чем заставить себя снова заговорить, Ковальский трижды открывал и закрывал рот, сильно напоминая большую, сильную, но виноватую рыбу.

— Он не хотел, чтоб ты все это узнала. Не хотел. Он в ту же ночь пожалел, Саша. Мне на следующий день позвонили, сказали, что он взял машину и куда-то уехал. Я знал куда — в ее старую квартиру, он мог поехать только туда. Я вытащил его из петли. Вытащил, и он во всем признался мне. Сказал, что сошел с ума, что не смог выдержать даже мысли, что она может быть счастлива с другим, что может родить ребенка от другого. Сказал, что она была счастлива, что она так улыбалась…

— Не надо, — Саша развернулась, пряча слезы.

— Это я запретил ему даже думать о самоубийстве тогда. Я не оправдываю его. Он виноват. И он расплатился за свой грех. Он расплачивался всю жизнь, но я сказал, что он не имеет права лишать дочь еще и отца. Прости меня, девочка, прости за то, что был так слеп, что не узнал в Шутове Рому. Прости, что позволил узнать все это. Прости. Если хочешь, вини меня. Я ведь знаю, тебе нужно кого-то винить — вини меня. Но не их. Дай наконец-то хоть там обрести им покой. Я надеюсь, там они уже не встретятся.

— Я не виню вас, — справившись со слезами, Саша оглянулась на Эдуарда, — я никого не виню. Я просто хочу это все забыть.

— Тогда уезжай. Ты мудрая девочка, Сашенька. Не думай ни о чем, просто уезжай. Он был ужасным отцом, но хорошим бизнесменом. Ты не будешь нуждаться ни в чем. Я сделаю все, чтобы ты не нуждалась ни в чем.

— Я приняла одно решение, — Саша отдернула себя, разжимая напряженные руки. — Я не буду принимать наследство. Я перепишу свои акции на вас.

— Саша… — это был возглас удивления. Не благодарности, не счастья, жуткого удивления. — Зачем? Саша! Нет!

— Подождите, дайте мне сказать, пожалуйста. Я не хочу этих денег. Мне не нужны эти деньги. Я не умру от голода, не стану побираться. У меня есть руки и ноги, есть голова на плечах. Я смогу прокормить себя. Но я не хочу иметь ничего общество с бизнесом, который погряз во лжи и крови. Если бы не было этого чертова бизнеса, все было бы не так. Не так бы сложилась их жизнь. Не так бы сложилась моя жизнь.

Если бы ни было этого бизнеса, они с Яковлевым не обкатывали бы тогда его машину, не подобрали бы девушку с остановки, у него не было бы денег водить ее по ресторанам, у него не было бы причин давить на свое перед ней превосходство. Если бы ни было этого бизнеса, Самарский не имел бы до нее никакого дела, не знал бы, о ее существовании, не стал бы красть, не рвал бы душу. Если в ее жизни не было бы этого бизнеса, она никогда бы не стала пешкой в игре, способной разрушить даже такую, ущербную, но ее собственную жизнь.

— Саша…

— Нет, я все решила. Я не приму эти деньги. И от вас деньги тоже не приму.