Ты вот переживаешь, что я одинока, что не вышла другой раз замуж, что от этого могу быть не полностью счастлива, что в этом может быть причина для печали… Но я – с Богом и совсем не ощущаю себя одинокой!
Бог мне даже деток дал!
Помнишь, писала я тебе, что детское отделение в больнице нашей мы открыли? И вот, так получилось, что есть детки, которым реабилитация нужна долгая, у которых родных и родственников нет. Их восемь таких – наших теперь детей разного возраста осталось в больнице!
Думаю, что нужно будет оформить это как-то официально, как приют детский при больнице. Поможешь советами?
А пока мама моя особенно счастлива, что занимается ими. Мечтала она о внуках – и вот есть у неё теперь восемь деток, которые уже как родные стали! И я теперь стала для них немного мама, немного доктор и немного учитель…
О. Александр тоже взялся помогать с обучением старшеньких деток: у меня на всё не достаёт времени.
И всё же, среди всех сих забот множественных, я – счастлива! И счастье моё – оттого, что я – в Боге, с Богом!
Это счастье не выразить словами, но ты поймёшь меня, ибо ты прикасалась уже к сему чуду Жизни Божией, которая с твоей жизнью может соединяться!
Это – то счастье, о котором старец Зосима говорил, как о высшей награде в жизни монашеской. Жизнь моя совсем не монастырская, но монашество – это – иное…
Есть словно внешний слой, пласт жизни моей: там – работа, люди, которым могу помочь как врачеванием тел, так и врачеванием душ, детки вот теперь есть… Но есть и иная жизнь – внутренняя, сокровенная, глубинная…
И вот тут – и есть счастье, которое не удержать внутри, которое изливается любовью, радостью, нежностью вовне из Источника Вечного!
Здесь – только Бог! Здесь – больше нет «отдельной меня»! Здесь – Единение в Любви Божией! Здесь – Жизнь Вечная!
И кажется, что могу уйти
Прежде я читала о таком у старца Зосимы. Умом – понимала, а представить такое не могла.
Смущалась я немного, что теперь о себе подобное помыслить могу… Даже о. Александру исповедовалась, чтобы увериться, что не заблуждаюсь…
Он слушал со слезами счастья в глазах, а после благословил и сказал:
– Не утеряй сего до часа смертного! Ведь не ведаем, когда он настанет, как встретить сие время перехода суждено…
… Ну вот – это и есть главное в жизни моей теперешней.
Очень рада за Дениса! Передавай поздравления мои со свадьбой! Счастлива за него и за его Танечку! Обязательно заеду к ним, когда выберусь к вам в столицу.
Спасибо, что навещаешь Петра Яковлевича. Ему это очень радостно, он писал мне об этом. Для него смерть Вити до сих пор – как кровоточащая рана… И любое ваше внимание ему дорого!
Ну вот и всё! Жду вас всех летом! Обнимаю!
«Милая Зося!
Не знаю, дойдёт ли моё письмо, доходят ли вообще теперь письма?
Можно сказать, что у меня всё хорошо. По-прежнему работаю в госпитале, и работы не становится меньше.
Вторая страшная война, казалось бы, наконец, закончилась, но им на смену пришла ещё одна…
Никогда не мог даже вообразить, что Россию ждёт такое будущее! Может ли быть что-то ужаснее гражданской войны, когда люди одной страны убивают друг друга потому, что различны их представления о добре и благе для своей родины?
Правда, ты уже не раз говорила мне о том, что разделение людей на религии, на страны – это разделение между различно живущими общностями братьев и сестёр, детей Единого Бога. И всё же, для меня остались весьма ощущаемыми понятия своей страны, своего народа… И вот, теперь вижу, как растёт в людях ненависть, которая охватила умы и вылилась в кровавый террор и братоубийственную резню…
На прошлое моё письмо от тебя не было ответа, видимо, ты его не получила или ответ затерялся в этом хаосе революции.
Поэтому кратко повторю то, что тогда было мной написано.
Думаю, что ты уже знаешь о том, что Сергей погиб. Даже если письма не доходят, ты ведь умеешь знать многое вовсе без писем.
Всё это не укладывается у меня в голове до сих пор… Он пытался остановить толпу матросов, чтобы не допустить расстрела арестованных офицеров флота. Он даже не был знаком с теми, кого пытался спасти. Он был уверен, что сможет остановить происходящее. Ведь его всегда так уважали подчинённые, его словам подчинялись беспрекословно…
Теперь всё стало иначе…
Сергей погиб как герой, но нужен ли был кому-то этот героизм?
Ольга не может до сих пор оправиться от горя… Павлик остался сиротой…
От слепой ненависти к тем, кто «делают революцию», меня удерживает лишь память о Викторе, который, несомненно, – со всей его честностью и любовью к справедливости и свободе – был бы на стороне революционеров…
Единственное, что меня сейчас успокаивает – это то, что я отправил Ольгу, Павлика и мою Таню с детьми во Францию и они там благополучно обосновались.