Наследница трех клинков

– Радость, не радость, а коли возвращаться на службу – то буду делать, что велят, ваше превосходительство, – ответил Бергман. – До того случая с Фрелоном нареканий на меня, кажись, не было.

– Ты славный немчик, – согласился Шешковский. – Квас-то выпил?

– Выпил, ваше превосходительство.

– Ставь кружку на стол. И делай, как я. Я говорить буду, а ты знай крестись да повторяй!

Степан Иванович вышел из-за стола и опустился на колени, лицом к своему иконостасу. Сыщик также опустился, но не вровень с ним, а чуть позади, ведь и перед Господом начальство должно быть на виду, а подчиненные – в тени.

– Возбранный Воеводо и Господи, – запел негромко Степан Иванович, – ада победителю, яко избавлься от вечныя смерти, похвальная восписую Ти, создание и раб Твой; но, яко имеяй милосердие неизреченное, от всяких мя бед свободи, зовуща: Иисусе, Сыне Божий, помилуй мя!

Бергман пытался шептать вслед за Шешковским, но получалось плохо – он к тому ж смущался, не желал портить такую складную молитву, и ограничился в конце концов тем, что повторял в нужных местах: Иисусе, Сыне Божий, помилуй мя!

А Степан Иванович знал акафист наизусть, любил его, душу в него вкладывал – сказывали, что и в казематах Петропавловской крепости с особливым удовольствием его исполнял.

– Ангелов Творче и Господи cил, отверзи ми недоуменный ум и язык на похвалу пречистаго Твоего имене, – радостно просил он, – якоже глухому и гугнивому древле слух и язык отверзл еси…

Акафист изобиловал непонятными Бергману словами – но было не до того, чтобы пытаться уразуметь. И душа сыщика унеслась от образов прочь – туда, где возле фехтовального зала мусью Бальтазара Фишера бродил молодой глазастый разносчик с лотком галантерейного товара, бродил и бродил, почти не торгуя, зато внимательно поглядывая, какие люди входят в переулок и выходят из него, и нет ли среди тех людей одного мазурика белобрысого, на вид лет двадцати пяти, и другого – куда как постарше, темноволосого, кому бы не грех напудрить башку, чтобы хоть так скрыть густую седину.

Петербуржская погода к таким прогулкам не слишком располагала, но разносчик не имел права уходить – хоть ливень, хоть потоп. Ливня не было, более того – к вечеру чуть-чуть подморозило, и на кусок серого сукна, прикрывавшего товар, упали первые в этом году крошечные хрупкие снежинки.

Глава 14 Бротар против «королевского секрета»

Сергей Пушкин выполнил почти все распоряжения Бротара именно так, как они выглядели в письме, полученном еще в Риге, за два дня до отъезда.

Письмо было странное, с какими-то намеками, с требованиями вести монашеский образ жизни и ни с кем – решительно ни с кем! – не знакомиться. А Пушкин и в Риге-то едва не помер от скуки; он надеялся, что в прекрасном Амстердаме повеселится вволю; ассигнации ассигнациями, а в свободное время можно наконец дать себе волю и затеять в хорошем обществе настоящую игру. Тем более что игры с большими ставками в его жизни давно уж не было.

Приехав в Амстердам, Пушкин поселился в «Гостинице принца Хендрика» неподалеку от Площади Дам, выждал немного (при всей любви к оставленной дома крепостной подруге, почти супруге, он позволил хорошеньким девицам несколько себя развлечь) и, по Бротарову указанию, перебрался в «Семь мостов». Переезд этот совершился чуть ли не ночью, как рекомендовал Бротар, и хозяин поселил нового постояльца в ожидавшей его комнате, маленькой и неудобной, зато имевшей чуть ли не особый выход в переулок. Оказалось, за комнату и чуланчик для пушкинского крепостного человека уплачено на два месяца вперед. Бротар заранее позаботился о том, чтобы иметь возможность незаметно навестить сообщника.

Появился он не сразу – Пушкин, не зная о существовании господина Поля, ворчал и негодовал, клял француза последними словами, но ничего предпринять не мог. Наконец Бротар явился – разумеется, без предупреждения, вспугнув хорошенькую горничную, уже стоявшую у постели в известной позитуре с задранной юбкой.

– Дьявол бы вас побрал, любезный аббат! – сказал Пушкин, когда дверь за горничной захлопнулась. – Объясните, Христа ради, что произошло. Ваше письмо было похоже на приказ по армии – первая колонна марширует, вторая колонна марширует…

– Дела наши плохи, – без оперных увертюр доложил Бротар. – Я скажу вам сразу правду, чтобы вы осознали опасность нашего положения, а не делали вид, будто поняли мои намеки. За нами следит «королевский секрет».

Он кутался в широкий и плотный плащ, хотя маленькая комнатка была отлично натоплена и Пушкин сидел на кровати в одной распахнутой на груди рубахе. Бротару хотелось сперва согреться под плащом, а главное – поместить в тепло ноги в мокрых чулках. Ему слишком поздно пришло в голову, что можно было взять с собой запасные чулки – они бы отлично поместились в просторных карманах кафтана.

– «Королевский секрет»? Это что за тварь?