Положение было незавидное. Жених, собираясь на ночное венчание, лишних денег с собой не взял. О том, что его щегольски выследили, он не догадывался. Подозревал, что любовница пытается узнать о нем побольше, кого-то подсылает, но никак не думал, что это – рота вооруженных сыщиков. Он бы и рад был заплатить Нечаеву с Воротынским, чтобы еще постерегли дуру-невесту, но имел при себе только табакерку и часы. Он отдал эти безделушки, чтобы можно было их заложить. Когда же на следующий день Воротынский понес их закладывать знакомому ростовщику, то и выяснилось, что вещицы недорогие.
Кроме того, жених был несколько невменяем – и с полным основанием. Он надеялся из-под опеки немолодой любовницы перейти под опеку тещи – женщины, насколько он знал, доброй и щедрой. А в итоге прежние отношения с любовницей были разрушены, тещей же он так и не обзавелся.
– Погоди ты бежать в Коллегию! – уговаривал товарища Нечаев. – Жениху нашему отступать некуда – не сегодня-завтра он за нами пришлет, и мы эту проклятую свадьбу наконец сыграем!
– Пришлет! Ему теперь с любовницей мириться надобно! Пока она про невесту все не прознала и в полицейскую контору эту новость не понесла! Ты помяни мое слово, главный из тех сыщиков, что нам все загубили, в полиции служит. Я все вспоминал, где этого недомерка видел, – он полицейский!.. Он до правды докопается и родителей нашей дуры отыщет! Вот тогда мы рады будем, коли спины нам не кнутом, а лишь плетьми измочалят.
– Надобно отсюда съезжать, – сказал Нечаев. – И с дурой вместе.
– А куда? Есть у тебя деньги другую квартиру нанять? У меня таких денег нет! Что было – в твою дурную затею вложил!
– Деньги будут.
– По ночам прохожих грабить пойдешь?
– Будут деньги. Сказал – добуду, значит – добуду, – Мишка уже собрался с духом, и весь его вид показывал готовность идти сквозь огонь и воду. Более того – явилась на устах злая улыбка.
– Ишь, сказал! А сколько я от тебя вранья слышал?
– Когда это ты от меня вранье слышал?
– Да той же ночью! Теперь-то хоть скажи – где ты свел знакомство с теми молодцами, что прогнали сыщиков? Молчишь? То-то! Для чего-то они врут, а ты им врать пособляешь! Какого беса они за нами ехали? Какого беса возле того двора околачивались? Какая им прибыль в драку лезть и нас отбивать?
Нечаев ничего не ответил. Ему и самому все это дело казалось немного странным – особливо же объяснения кавалера де Бурдона, младшего из пары иноземцев, но главного, и притом отменного фехтовальщика. Сей Бурдон клялся и божился, что с Мишкой знаком и даже назвал несколько имен – с этими-де господами вместе сиживали за карточным столом. Имена Мишка вспомнил, Бурдона – не вспомнил, хотя через четверть часа беседы с ним уже был убежден – знакомство, причем давнее, имело место.
Объяснение своих действий Бурдон и его приятель Фурье предложили такое, что можно поверить – а можно и усомниться. Воротынский усомнился – он приметил двух всадников, сопровождавших дормез чуть ли не от Невского проспекта, и это ему сильно не понравилось. А Нечаеву хватило того, что сказал Бурдон: были у девок, поспорили, решили драться, но драться на Невском – нелепо, вспомнили про пустыри за монастырем; там мертвое тело, может, только через неделю обнаружат. Пока ехали – переругивались, но чем ближе монастырь – тем менее обоим хотелось закалывать друг друга из-за девки. Нужно было как-то мириться. Они пустили лошадей шагом, и каждый измышлял способ, как бы отделаться от дуэли, не уронив своего достоинства. Вдруг за невысоким забором закричали люди, раздался выстрел, замелькал в темноте фонарь. Бурдон и Фурье глядели сверху через забор на это неожиданное представление, и тут Бурдон в свете плящущего фонаря признал старого своего знакомца Нечаева. Прочее естественно, как смена времен года: разве что негодяй какой-нибудь не выручит в беде знакомца! Оба француза каким-то особым чутьем поняли, что совместное участие в драке их помирит, и, недолго думая, пришли на помощь месье Нечаеву. А потом помогли доставить девиц к огромному и пустому собору, в коем можно было укрыться чуть ли не с дормезом.
Мишке такое объяснение, при всем его сходстве со страницей из плутовского романа, даже нравилось – оно было в его вкусе, а вот Воротынский подозревал вранье. И то, что французы (неплохо, кстати, говорившие по-русски) предложили отпраздновать встречу в трактире, его не обрадовало. Ему казалось подозрительным, что Фурье так откровенно желал с ним подружиться.
– А кабы не они – мы бы уже в каземате сидели, – сказал Нечаев. – И все дело с дурой бы открылось. Они же нас спасли! А теперь все еще может к нашей пользе обернуться…
– Сам ты-то веришь в то, что сказал? – спросил Воротынский. – Веришь, что твой Фомин нам заплатит? А коли веришь – объясни мне, убогому, отчего он так промедлил с этим венчанием?
Объяснить Мишка, понятное дело, не мог.