– Нас с сестрой привезли из Ревеля, – и тут Эрика поведала очень связную историю, в которой были и доверчивые опекуны, и сладострастный старый злодей. Громов с Черкасским попеременно ужасались.
– И вот я живу – сама не ведаю где, не имея теплой одежды, чтобы выйти из дома. Моя несчастная сестра прикована к постели, и положение ее с каждым днем все хуже. А самое ужасное – мне кажется, будто господин Менцендорф узнал, где мы прячемся. Я со дня на день жду появления госпожи фон Беллингсхаузен, которая должна забрать нас отсюда, а от нее нет даже записки. Когда я сказала сестре, что внизу фехтовальный зал, она вспомнила, что у госпожи фон Беллингсхаузен есть знакомый офицер в столице, отменный фехтовальщик. Сестра знает его, я – нет. Она написала ему и просила меня отыскать его. Но случилось что-то непонятное – я боюсь, что меня обманули! Человек, которому я показала записку, сказал, будто он и есть господин Соломатов, записку забрал и более не появлялся. Я боюсь, что он был подослан!
– Так чего же проще? Мы увезем вас с сестрой отсюда! – воскликнул князь, схватив Эрику за руку и пылко пожимая тонкие пальчики. – Мы поднимемся наверх…
– Нет, о нет! Это невозможно! Тогда вы все узнаете… а этого знать никто не должен… Господа, ради Бога, не спрашивайте, почему я вынуждена остаться тут с сестрой! О, это ужасно… это ужасная история… я не могу говорить об этом…
Эрика очень удачно изобразила готовность разрыдаться. Ужасная история была наготове – придуманной сестре следовало с минуты на минуту разродиться незаконным младенцем. Но история не понадобилась – преображенцы наперебой принялись убеждать ее, что говорить не надо.
Впервые в жизни с Эрикой было такое – она от души наслаждалась собственной игрой. Играть ей нравилось – но дома, в Курляндии, возможностей почти не было – разве что кокетство с молодыми соседями; потом пришлось изображать дуру, и это порядком надоело; лишь теперь Эрика ощутила себя в своей родной стихии!
Она стояла на темной лестнице, ступенькой выше гвардейцев, слушала их взволнованные голоса – и мысль ее летела ввысь, туда, где эти способности получили бы настоящее развитие, где умение сплести интригу решает вопросы государственные, где изумительные тайны придворной жизни и мужчины, в чьих руках судьбы европейских держав. Вот где место курляндской аристократке – а не провонявшая кошками лестница.
И это никуда не денется, сказала себе Эрика, и это предстоит испытать. Будет все – бриллианты, слава, титулы! Все будет, если сейчас набраться мужества и совершить все задуманное. Месть за Валентина – первая ступенька в великолепной судьбе… и кому ж взобраться по лестнице, если не той, кого природа одарила красотой, острым умом, стальным характером?..
Эбенгард фон Гаккельн мог бы гордиться!..
– Так чем же мы можем помочь вам? – спросил князь Черкасский.
– Только одним – бывать здесь каждый день, – ответила Эрика, – чтобы убедиться, что мы с сестрой целы и невредимы. Госпожа фон Беллингсхаузен обязательно скоро появится и заберет нас. Но если вдруг этот злобный старик… нет, нет, и думать не хочу, это было бы слишком ужасно…
– И вы каждый день будете к нам спускаться?
– Я не знаю, за мной ведь следят, это небезопасно. Но… но я могу, когда ускользну, сделать углем знак на стене, вот тут, – Эрика показала. – Я нарисую цветок, на следующий день – другой цветок. Это значит, что беды не случилось. Вам останется только проверять. И если вдруг цветка не будет – тогда…
– Бежать в полицейскую контору? – предложил Громов.
– Сперва – наверх. Может быть, я смогу оставить там знак для вас. Господа, вы единственные, на кого я могу положиться, вы – русские офицеры, дворяне… мне послал вас сам Господь…
– Мы сделаем для вас все, сударыня! – пообещал князь Черкасский и в потемках нашел руку Эрики. Она позволила сжать себе пальцы и втиснула князю в ладонь одну из двух записок.
Вторую записку Эрика, прощаясь, передала Громову.
Они были почти одинаковы:
«Сударь, я хочу встретиться с вами – только с вами. Приходите завтра в это же время» – такую просьбу получил князь Черкасский.
«Сударь, я хочу встретиться с вами – только с вами. Приходите через день в это же время» – такую просьбу получил подпоручик Громов.
Теперь оставалось молить Бога, чтобы эти два дурака не рассказали друг другу о записках.
Выпроводив их, Эрика медленно пошла наверх. Странные мысли рождались в голове – только что она ощущала себя победительницей, и вдруг праздник кончился, началось почему-то осмысление своей судьбы.
С того самого дня, когда она тайно обручилась с Валентином. С высоты сегодняшнего вечера, когда перед ней обозначился прекрасный путь ввысь, соответствующий ее способностям, нраву и красоте, желание стать всего лишь супругой молодого гвардейского офицера показалось каким-то детским, даже глуповатым.