Читаем Наследница журавля полностью

Наследница журавля

– Я здесь. Сражайся со мной, но не трогай…

Она запнулась, увидев, что Одноглазый отнял руку с лица. Его нос был разбит. Кровь струилась по его губам и подбородку. Хэсина, словно завороженная, смотрела, как капли высыхают на его коже.

– Ты…

Струйка дымка превратилась в язычок голубого пламени.

– Я сгорю.

Огонь начал охватывать кожу Одноглазого, и тот поморщился, но не потушил его.

– Я знаю, о чем ты думаешь, дорогуша. Но эта боль – ничто. Знаешь, что мучает меня гораздо сильнее? То, что мои люди начинают довольствоваться своим нищенским существованием. А еще то, что они попадаются в сети королевы, дающей им ложную надежду. Знаешь, что происходит, когда мы начинаем надеяться? – Он взглянул на камеру. – С нами происходит то же, что произошло с ней. Она доверилась вам и из-за этого сгорела. Если ее судьбу повторят еще пара человек, сгорим мы все.

Он достал сверток, закутанный в полотняную ткань.

– Так что спасибо, что пришла сюда сегодня. Спасибо, что упростила мне задачу. У меня никогда с первого раза не получается высечь искру при помощи кремня.

Он бросил сверток на обломки фонаря, в котором еще подрагивало пламя свечи. В нос Хэсины ударил дым от горящей ткани. Но в нем присутствовал еще какой-то запах, напомнивший ей о ежегодном празднике весны.

Резкий запах недавно отчеканенных монет.

Теплый аромат петард.

Металл и черный порох.

Нет.

Хэсина бросилась к Санцзиню, но ее ноги двигались так медленно, словно пол был залит смолой. Она выкрикнула его имя и протянула к нему руку, пытаясь схватить его, но он был слишком, слишком далеко.

Вдруг расстояние между ними исчезло. Пространство и время сошлись в одну точку, и в следующее мгновение она уже куда-то летела, летела, летела, пока темнота вокруг нее превращалась в свет. А потом с костей света сорвалась плоть, и все исчезло.

III
Правда

Сначала Первый отрекся от своего имени. Он убил короля и позволил превратить себя в легенду, которой ему суждено было стать. Годы тянулись, не приближая его к старости, и он примерял новые имена и роли. Все это время глубоко в сердце он хранил единственную правду о себе. Иногда он произносил ее вслух, но только когда оставался в одиночестве. В сумеречные часы, когда весь остальной мир терял память, он продолжал помнить.

Проснувшись утром, он снова становился Первым. Героем, которого все почитали. Человеком, чьи руки были запачканы кровью. Он выходил на террасу и смотрел на то, во что превратилось его королевство по его же вине.

Он не рассказывал правду никому – даже своей дочери, – потому что знал, что люди не смогут ее принять. Все это было противоестественно. Все это было невозможно. Люди боялись того, чего не могли понять. Он не хотел, чтобы его боялись.

Но об этом ему нужно было подумать, прежде чем он сжег первого пророка.

Двадцать четыре

Тираны вырезают сердца мятежникам. Правители жертвуют своими собственными сердцами.

ПЕРВЫЙ из ОДИННАДЦАТИ о правлении

Неважно, чего хотите вы. Важно, что нужно вашему народу.

ВТОРОЙ из ОДИННАДЦАТИ о правлении

– Миледи.

– На-На.

– Сестра.

– Сина.

– Хэсина.

Их голоса метались по поверхности воды, словно маленькие рыбки. Их тени были едва различимы с глубины. Хэсина протянула к ним руку, чувствуя, что идет ко дну. Ее жизнь мерцала сквозь пространство между ее пальцами.

Она тонула.