Наследница журавля

– Кажется, теперь я вижу, почему ты приказал мне остаться в столице. Ты сказал, что делаешь это ради сестры, и я поверила тебе. Но еще ты хотел скрыть от меня эту сторону своей личности.

– Что? Нет! – ответил Санцзинь серьезным, честным голосом. Пожалуй, его голос звучал даже слишком честно, как в тот раз, когда он утверждал, что не подкладывал под подушку Цайяню дохлых головастиков. – Мэй…

Внезапно брезентовые створки, закрывающие вход в палатку, раздвинулись, и Мэй выскользнула наружу, словно привидение.

Хэсина моргнула и попыталась собраться с мыслями. Она была здесь не для того, чтобы подслушивать. Она решительно зашла в палатку и едва не столкнулась с Санцзинем, который, кажется, собирался последовать за Мэй, но при виде Хэсины замер, а потом намеренно развернулся и шагнул в другую сторону.

Она положила руку брату на плечо, и в ее ране – которая благодаря рюцюню Лилиан оказалась на удивление неглубокой – запульсировала боль.

– Цзинь…

Чем сильнее он пытался скрыть свои чувства, тем больше ощетинивался. Хэсина едва ли не ощущала на его коже острые иглы замешательства и вины. Она опустила руку.

– Ты переживаешь из-за пророчицы, да?

– Даже если и так, что с того?

– Я…

Что она хотела сказать?

Правду. Скажи ему правду.

Но какую правду?

В конце концов она произнесла то, в чем в последнее время ей было труднее всего признаться.

– На твоем месте я сделала бы то же самое.

Она бы убила пророчицу, чтобы спасти его.

– Я знаю, – проговорил Санцзинь, и Хэсина расслабилась. Но тут он повернулся к ней, и она увидела, что в его черных глазах горит огонь. – Ты такая же, как и все остальные.

– Все остальные?

– Зачем ты пришла?

Хэсина не помнила. Она знала, что у нее была какая-то цель. Она подготовила аргументы, доводы и предложения, но все они разлетелись, натолкнувшись на привычную стену непонимания.

– Я… Я просто хотела поблагодарить тебя. За то, что ты пришел. За то, что помог. – В ее голосе зазвучала нежность. – Я рада, что мы можем работать вместе.

– Всегда пожалуйста. Зови меня, когда тебе в следующий раз понадобится убить парочку беспомощных рабов, а я брошу все и прибегу, как сделал это сегодня.

Его слова будто окатили Хэсину холодной водой. Когда он решительно прошел мимо нее, она не схватила его за руку и не приказала ему остаться. Ее губы распахнулись вместе с брезентовыми створками палатки. Санцзинь ушел, и ей показалось, что из ее легких выкачали весь воздух.

Хэсина слишком устала, чтобы злиться. Она напомнила себе, что подобное происходило с ними всегда. Они разбивали себя на осколки, а потом вонзали их в щели, которые находили в броне друг у друга.

Она чувствовала, что не готова вернуться в мир, который ожидал ее снаружи, поэтому ненадолго задержалась в палатке. Когда она наконец вышла, полная луна светила высоко в небе – точно так же, как и накануне. Но все остальное изменилось. В этот вечер никто не рассказывал легенд. Солдаты Санцзиня, присоединившиеся к стражам Хэсины, шепотом говорили о пророках, которые могли до смерти состарить маленького ребенка или в мгновение ока превратить живую корову в парное мясо.

– А как же женщины? – неуверенно спросила разведчица Хэсины, чье лицо освещали отблески костра. – Что происходит с ними, когда у них начинаются лунные дни?

– Они сгорают, – произнес солдат с гладко выбритым лицом. В следующую секунду он испустил вопль, потому что сидевшая рядом соратница зажала его шею под мышкой и стукнула его по лбу.

– Цзюнь, ты идиот, – вздохнула она, а потом перевела взгляд на разведчицу. – Не слушай его. Пророчицы пользуются лоскутами ткани так же, как и мы с тобой. Только они засовывают их внутрь, чтобы кровь не вытекала и не испарялась. Но на этом наши сходства заканчиваются. Хочешь знать, что матери делают со своими новорожденными детьми?

– Что?

Девушка оставила гладко выбритого солдата в покое и склонилась ближе к огню.

– Они выкалывают им глаза, – прошептала она с жестокой улыбкой на губах. – Тем же кровавым ножом, которым перерезают пуповину. От этого дар становится сильнее…

У Хэсины скрутило живот, и она быстрым шагом направилась к берегу реки. Гул осеннего ветра заглушил слова солдат, но руки Хэсины тут же покрылись мурашками. Она начала растирать их, чувствуя, как отступает тошнота, и в этот момент тени рядом с ней покрылись знакомой рябью.

Она тяжело вздохнула.

– Не злись на него.

– Почему? Вы же злитесь.

«Нет, – должна была ответить Хэсина. – Конечно, не злюсь». Было много других людей, которые в гораздо большей степени заслуживали гнев королевы, например всякие импульсивные наследные принцы и двуличные Министры ритуалов.

– Гнев – это разновидность доверия, – произнесла Мэй, не дождавшись ответа Хэсины. – Это надежда на то, что люди, которыми мы восхищаемся, способны измениться к лучшему.

Но на что ей было злиться? Поступок Санцзиня больше никого не огорчил. Все праздновали смерть пророчицы.

– Что-то не так? – спросила Мэй.

– Нет, ничего. – Но когда ветер донес до них отзвуки смеха и струйку дыма от костра, Хэсина поежилась.

Мэй внимательно следила за ней.

– Вы верите в их рассказы?

– Не знаю.