– У вас множество лиц, – сказала она с презрением. От сочувствия не осталось и следа. – Но я не думала, что вы еще и убийца.
– Этот человек болел проказой и знал, что отпущенный ему срок подходит к концу. Я обеспечил его семью золотом, чтобы они ни в чем не нуждались после его смерти. Это был обмен, такой же, как и у нас с вами.
– Отпустите подозреваемую, и я дам вам любые богатства, какие только захотите.
Ся Чжун подошел к столику и присел за него.
– Я не могу отпустить ее, – проговорил министр, расправляя пергаментные свитки. – Это помешает ходу допроса.
Ходу допроса?
– Но я могу предоставить вам разрешение на посещение, учитывая, что Совет лишил вас такой возможности.
Допрос. Пытки. Тюремное заключение. Ничего из этого не предпринимали по отношению к супруге Фэй. Хэсина открыла рот, потом закрыла его. Что она могла сказать? Обвинить Ся Чжуна в несправедливости? Но игра, которую они вели, не была честной. В то же время каждая секунда имела значение. У нее все внутри сжималось при мысли о криках Мэй.
Ся Чжун предлагал ей разрешение на посещение.
Она подумала, что это лучше, чем ничего. А сейчас у Хэсины не было совершенно ничего.
– Пишите документ, – приказала она.
Министр уже взялся за перо.
– Что вы можете предложить мне в обмен на это? – Он скрепил свиток печатью и взял его в руку, ожидая, пока высохнет сургуч.
Только сейчас Хэсина поняла, что у нее ничего не было с собой. Лишь дорожный рюцюнь и королевская печать, да еще пыльные сапоги.
Но в ее волосах были шпильки – по большей части маленькие, вырезанные из китового уса, который доставляли с островов архипелага Аоши. Все они вместе взятые едва ли стоили дороже одного серебряного ляна[35]
. Зная Ся Чжуна, она понимала, что они его не заинтересуют.Однако его могла привлечь другая вещь.
Она со дня коронации не снимала шпильку с журавлем, подаренную отцом. Теперь, вытянув ее из волос, она чувствовала себя раздетой. Глаза Ся Чжуна заблестели, и Хэсина поняла, что он узнал украшение. Ее горло сжалось, когда пальцы министра дотронулись до белого нефрита. Она заставила себя отпустить шпильку.
Министр положил украшение в карман и протянул ей документ.
– Значит, вы все-таки не дочь своего отца, – проговорил он, когда она, в свою очередь, засунула свиток в карман.
Хэсина застыла.
«Гнев – это разновидность доверия», – говорила Мэй. Но тот гнев, который испытывала Хэсина по отношению к Ся Чжуну, был жгучим пламенем и ядовитой кислотой. Он разъедал ее способность логически мыслить и оставлял ей лишь инстинкты. Вот ее рука взлетела к шее министра. Вот ее пальцы схватили его четки, образовав из них петлю.
– Вы ошибаетесь.
Ему хватило смелости рассмеяться. Но потом она сжала четки сильнее, и смех затих. Лицо Ся Чжуна покраснело. Потом стало фиолетовым. На его губах выступила пена, и Хэсина поняла, что она была близка. Близка к тому, чтобы лишить его воздуха. Близка к тому, чтобы назначить нового Министра ритуалов.
Ей оставалось лишь захватить еще одну бусину четок.
Как она оказалась перед этим выбором? Она пришла заключать сделку, а не убивать. На мгновение она застыла у края бездны, которая звала ее.
Потом она разжала хватку и изо всех сил дернула за четки.
Бусины рассыпались по полу, а Ся Чжун упал на колени, хватая воздух ртом.
Хэсина дотронулась рукой до собственного горла. Плоть и кровь. Вот чем все они являлись на самом деле – и Ся Чжун тоже. Неужели она и правда была готова его убить?
Нет, она просто хотела его напугать.
Она предупреждала его. Показывала свою силу.
Ее руки подрагивали, пока она пыталась заставить себя поверить в эту ложь.
– У нас с вами лишь одна общая черта, министр Ся. – Сжав руки в кулаки, Хэсина направилась к выходу. – На самом деле мы не те, кем себя считаем.
И, взмахнув юбками, она вышла на зимний холод.
Если Хэсина и жалела о том, что едва не задушила Ся Чжуна, она избавилась от всех угрызений совести, как только увидела Мэй. Военачальница без движения лежала в углу камеры. Каждый ее палец опух и напоминал небольшой дайкон, а костяшки покрылись багровыми и темно-фиолетовыми синяками. Такие следы оставляла костедробилка – единственное пыточное орудие, которое не попало под запрет с приходом новой эпохи. С помощью него можно было причинять человеку невыносимую боль, не разрывая ему кожу.
Ярость пригвоздила Хэсину к месту, но Цайянь сразу бросился к Мэй. Он поставил фонарь на пол, усыпанный соломой, и достал ларец с лекарствами. Лилиан присоединилась к нему, помогая вынуть нужные инструменты.
– Отойди от нее! – прорычал Санцзинь, делая шаг вперед.
Акира остановил генерала, преградив ему путь своим прутом. В это же самое мгновение Лилиан произнесла:
– Только дотронься до него, и тебе конец.
Увидев ярость Санцзиня, Хэсина смогла справиться со своей. Она шагнула к брату и схватила его за плечи.
– Держи себя в руках, Цзинь!