Наследство

— Я краем глаза наблюдал за пробами…

— И что? — оживилась Люся.

Яна же в таком состоянии не могла ни напрячься, ни расслабиться. Она могла только стоять столбом и хлопать приклеенными ресницами.

— Сам Петр на высоте, принц есть принц…

— Да не Петр! А партнерши-то как? — спросила гримерша.

— Ничего… — отвел он глаза.

— Что значит — ничего? Ты поконкретнее что скажи. И хватит пить! Ты забыл, что сердце больное? Вон уже лицо красное! Небось давление поднялось!

— Коньяк сосуды расширяет! — отмахнулся он.

— Так не в таких же количествах, в каких пьешь ты! Это же ужас! — не согласилась Люся. — Так что наши конкурентки?

— Дина Морозова — артистка из Москвы, хороша, конечно… Очень фактурная девушка и молодая. Но грим наш точно лучше. Элизабет Турнова — артистка из Польши, кстати, не молоденькая, наша группа, возрастная. Выглядит она потрясающе! Грудь, глаза! — выпучил для убедительности глаза Степан Сергеевич. — Талант! Она опытная актриса! Но грим наш лучше!

— Ты достал уже! Только и смотрит на грудь и глаза! Та-лан-ти-ще! — передразнила его Люся.

— А что? Я же мужчина!

— А я думаю, — разлепила губы Яна, — что в нашем случае только и будет, что грим лучше… Все остальное не на высоте.

— Не надо так себя настраивать! — прервал ее Илюшин. — Очень важна зрительная картинка! А ты как войдешь в кадр, все сразу и поймут, что ты и есть Снегурочка. Вопрос будет решен!

— Я так волнуюсь, — вдруг сказала Люся. — Я даже не пойду на твою пробу, чтобы там сознание не потерять. Тут за тебя кулачки подержу! А тебе уже пора! Время твое подходит!

Степан Сергеевич подхватил Яну под руку и потащил за собой.

— А теперь для натуральности я закрою тебя в холодильнике стационарном буквально на пять минут, и ты выйдешь настоящей Снегурочкой.

— Ты вообще в своем уме? — только и смогла что произнести Яна. — В каком еще холодильнике?

— Для мяса, промышленный холодильник, я его специально перетащил поближе к сцене… Нужен эффект женщины из снега. Ты слегка покроешься инеем, и от тебя пойдет такой холодный пар, когда ты выйдешь на сцену, это будет завораживающе! Мы должны взять эту роль!

— И взять ее мы можем только таким зверским способом? — уточнила Яна.

Спроси ее потом, как она дала себя уговорить, Цветкова бы не ответила. Ссылаться можно было только на то, что сильно жал кокошник.

— Я не уверена, что мне это поможет и нас это спасет, но хорошо! Раз уж ты приволок этот стационарный холодильник… Только на минуточку! — предупредила Яна.

— Да совсем на чуть-чуть! — заверил ее Илюшин. — И не забывай! Через пять минут твой выход! Я тебя открою, и ты сразу же в образе плывешь на сцену. Здравствуй, дедушка! Ну, ты понимаешь, Мороз — борода из ваты! И там уже по ситуации! Ну давай, Снегурочка, заморозься! — С этими словами Степан Сергеевич запихнул Цветкову в холодильник и закрыл дверь.

Яна моментально попала в жутко темную обстановку с морозным воздухом. Холодно? Очень холодно! Она пыталась взять себя в руки, но Яне это не удавалось. Сказать, что ее охватила паника на какой-то минуте, — ничего не сказать. Потому что паника Яну охватила сразу же, как она оказалась в холодильнике.

— Ничего-ничего… Это же для дела, для антуража. Я нужна этим людям, меня попросила мать, а это святое, я сама чувствую, что я тут нужна. Пусть не все получается, но я на верном пути… Нет, не буду лукавить, я подсознательно понимаю, что никакие пробы я не выиграю, что я не актриса, каких бы там врожденных талантов во мне ни было. Но по крайней мере я должна сделать все, что могу, могла и смогу, чтобы меня никогда по этому вопросу не мучила совесть. А потом я помогу, я сделаю все, что смогу и что от меня зависит. Грим действительно потрясающий… И если все говорят, что ставку делаем на не артистичность, а на достоверность, то я посижу в этой холодильной камере столько, сколько надо. Пусть будет иней, мороз… холод… сказочность, загадочность, воспаление легких и почек… Если бы только это все прокатило! То тогда совсем бы хорошо! — успокаивала себя Яна.

Ноги и руки у нее дрожали, зубы стучали, кожа покрылась мурашками, что не должно было придать образу радости и веселья, но, возможно, это не будет очень заметно.

Яну напрягало, что ее скулы сводило так, что, казалось, пооткалываются зубы. Да и призадумаешься, сможет ли она вообще что-то сказать Дедушке Морозу, раз у нее зуб на зуб не попадает? Она не знала, сколько прошло времени. Конечно, Яна понимала, что для нее оно тянется бесконечно долго, а на самом деле, может, прошло и не так много времени. Поэтому она мужественно терпела и ждала, когда спасительная рука господина Илюшина откроет ее ледяной плен. Время шло, а «Германна все нет».

В минуту очень сильного отчаяния Яна стала стучаться в стенку и кричать.

— Эй! Выпусти! Не могу больше! Слышишь?! Открывай! Я сейчас умру тут!