Наследство

— Прости меня, прости, прости!.. — Речь давалась ему с трудом. — Вчера с утра я не решался звонить, чтоб не разбудить тебя прежде времени… — («Я не сомкнула глаз», — откликнулась она), — а потом… возникло одно непредвиденное дело… пришел один человек… а потом… я сидел в библиотеке!., прости, надо было экстренно… закончить одну вещь… Посмотреть кое-какие книги, материалы. Так, одна давнишняя моя идейка. Ничего особенного, доморощенное богословие, но все же мне дорого. — Он сам удивился тому, что сказал, но тут же ему стало ясно, что действительно он в один из этих дней что-то такое писал; он даже нащупал какие-то листочки в кармане. — Называется… — продолжал он, — впрочем, не важно, как называется… Все откладывал, а теперь приспичило доделать. Есть канал, по которому можно переправить… туда. Он завтра уже закроется, а я хочу, чтобы экземпляр был там, на всякий пожарный случай, мало ли что здесь может произойти…

— Я ничего не понимаю, но я чувствую, что-то случилось, да? Не обманывай меня. Ты чего-то опасаешься?! Тебе что-нибудь угрожает?!

Он растерянно молчал.

— Да-а… пожалуй… Знаешь, кажется, начинают бить по нашему квадрату…

— Что-что?

— Я говорю: по нашему квадрату!

— Ты шутишь?

— Какие там шутки! — наконец-то встряхнулся он. — Никаких шуток!.. Мне тут… сказали… Только ты ни слова… Слышишь? Это страшный секрет!.. Я не могу тебе сказать кто… Короче говоря, оттуда, — он показал пальцем наверх. — Только ты не беспокойся, пожалуйста. Выслушай все до конца. И никому ни полслова! Ни одного намека, в том числе и заинтересованным лицам, разумеется. Иначе все сгорят, и мы, и они! Понимаешь?! Только ты не волнуйся, видишь, я сам волнуюсь… Короче… меня просили предупредить, что вашего Сергея, Леторослева, ждут крупные неприятности!!! Понимаешь, он, оказывается, с тех, прежних своих служб натащил огромное количество секретных бумаг… Всяких там документов, инструкций… На трех предприятиях, где он работал, знаешь ведь какой порядок? — идешь, извини, пописать, клади бумаги в специальный чемодан, чемодан бери с собой, в сортире над умывальником вешай на гвоздик!.. Вот. А он не только не клал и не вешал, но половину этих бумаг упер с собой! Я уж не знаю как — с тех-то предприятий, наверное, в копиях, а с последних, где не такой строгий режим, наверное, и в натуральном виде. А сейчас это вскрылось. Я так понял, что у него дома тайком уже шерстили в его отсутствие, был шмон то есть, и кое-что уже нашли. Если он сейчас даже спрячет остатки, его это все равно не спасет… Она слушала его, ломая руки.

— Боже мой, Боже мой, — воскликнула она. — Я так и знала! Я так и знала! Я предупреждала его. Ты думаешь, я этого не делала?! Сколько раз я говорила ему, что нужно бросить эту дурацкую игру в секретность, что это губит его!.. И вот теперь… Боже мой! Бедная Наташа, это убьет ее!

— Это еще не все, — задрожал Мелик. — Он связался и с Хазиным и с остальной компанией… У них там целый подпольный центр! Теневой кабинет! В прошлый вторник уже было «Пещерное совещание»[23]… Распределяли портфели! Составляли списки!.. Хазина премьером! Вирхова — министром по печати!

Таня закусила губу, чтоб не закричать от горя.

— …Ивана, — теперь уже неумолимо гнул он свое, — военным министром!.. Решили привлечь и из других течений. Чтоб была коалиция. Из славянофилов кого-то. Там у одного прабабка была деревенская, читать-писать не умела, а в Бога не верила, с Емельяном Ярославским дружила… Так вот, правнука министром сельского хозяйства! Пусть подымает! Колхозы, конечно, распустить. Продолжить столыпинскую реформу!.. Министром финансов Целлариуса… Представляешь себе!!! А твой Леторослев разрабатывает для них математическую модель захвата власти. Система «ПЕРТ»! Фид-бэк фюить! Три «К», как в учебнике — коммуникации, контроль, командование! Я забыл тебе сказать: я говорил с Хазиным, тот утверждает, что Сергей уже собрал много данных. Один научно-исследовательский институт, с которым он раньше был связан, выразил согласие помочь. Хоздоговорчик! Предоставят программисточек, просчитают на электронных машинах, и…

Таня была потрясена. Мелик даже не ожидал, что сказанное произведет на нее такое впечатление. Она тяжело дышала, удушье терзало ее, лицо ее посинело.

— А ты?! А тебя?! — не проговорила, а прохрипела она.

— Меня — обер-прокурором Синода!..Каково, а?! Вот сволочи! А?! — Он внезапно по-настоящему вошел в раж. — Я сказал Хазину, что я в гробу видал их списки! Хороши, голубчики, нечего сказать! И это люди, на которых я надеялся!.. Ведь в конце концов это я их сделал людьми, они все вышли из меня! Ведь верно?! Они — мое порождение, в духовном плане, конечно! Все их идеи — это мои идеи! А они хотят кинуть мне кость, чтоб заткнуть мне глотку?! Не выйдет! Не выйдет!!! Мне не нужна демократическая республика, где вы будете у власти!.. Я говорю о том, — пояснил он, видя, что она сидит с выпученными глазами, — что единственная форма правления, которую я признаю, — это свободная теократия… Понимаешь?! Чтоб митру на голову и на осле вокруг Кремля!!!