Наследство

— Ну вот и хорошо, — шептал Мелик уже в вестибюле. — Вот и хорошо. А то комедия затянулась. Что это я вообразил себе?! Это была ведь всего лишь комедия, шутка, верно? Теперь камень с души… Не то натворил бы я дел… Кажется, и джентльмен отнесся к этому лишь как к шутке. И не похож он вовсе на того, который был у Льва Владимировича… И этот не похож на белоголового, это была сестра. Что это я вообразил себе?.. Жаль только бедного моего психа, он от волнения теперь совсем загнется… Надо лее, прорвало!.. Ну да ничего, дружок объяснит ему, что это была шутка. — Мелик прислушался: ему помстилось, что смех джентльмена все еще доносится сюда с третьего этажа. — Нет, все вздор!.. Теперь отоспаться и… в церковь!..

* * *

Дома он, однако, работал напролет всю ночь и все утро, до полудня, переписывая и отделывая свой опус об Иуде, и лишь затем прилег.

Он думал, что ложится на час-полтора, не более того, но, оклемавшись, понял, что провалялся почти сутки: он помнил, что ночью просыпался, что кто-то ломился в дверь, которую он предусмотрительно запер, и что каждый раз он хотел встать, но не мог оторвать голову от подушки.

Он поднялся, оделся, спрятал рукопись под рубахой на теле и вышел на улицу.

* * *

Ольга была бледна, глаза ее опухли. Открыв дверь, она кинулась Мелику на шею.

— Ты что?! Куда ты девался?! Разве можно так?! Я была у тебя три дня назад, во вторник. Тебе не передавали? Я зашла еще просто так, мимо шла, дай, думаю, зайду. Что-то на сердце было неспокойно… Боже мой, я как чувствовала, как чувствовала!.. — Она истерически зарыдала. — Ты что? Ты прятался, скрывался? Ты предполагал, что это произойдет? Ты тоже с ними связан?! Я вижу, я вижу! Я так надеялась, что нет! Неужели у тебя не хватило ума?! Эх, дурак ты, дурак, не выдержал! Тебе-то это зачем?! Ты в Боге. Я так надеялась, так надеялась!.. Слушай, — заговорила она, чуть успокоясь, — тебе надо действительно что-то предпринять. Только что был Хазин, он считает, что этот обыск у него был, так сказать, предварительным. Что завтра вслед за Львом Владимировичем возьмут и его. Он говорит, что Льва забрали по делу о каком-то публичном доме. Трофим, шофер, рассказал, он там присутствовал. Они хотят устроить «амальгаму», понимаешь? Подумать только: Левка вчера днем звонил, пьяненький, давай, говорит, ко мне, я гуляю! А через пять минут за ним уже пришли. Хороша бы я была! А я не пошла, что-то устала, надоело пить, и так каждый день то гости, то я в гостях. Представляешь: в один день арест и обыск! Они бьют по нашему квадрату! Ты из дому, надеюсь, все вынес? Надо немедленно все подчистить. Я уже вызвала мать, все, что у меня было, переправила ей… Что ты смотришь? Я думаю, вряд ли у меня прослушивается. Вряд ли. Все-таки это, мне говорили, очень дорого. Слушай, мне кажется, тебе на время надо совсем уехать из города. У меня есть деньги, хочешь? Бери, не отказывайся. Исчезни на месяц-другой. Езжай в Крым, сейчас там уже хорошо. О деньгах не думай, я вышлю еще. Может, сама к тебе приеду, хочешь? Не беспокойся, это никакая не жертва. Слушай, а то… езжай в Покровское! Вот это идея! Отсидишься там, пока все не выяснится. Только не вылезай, по ночам выходить будешь, воздухом подышать. Как там, должно быть, хорошо! Одиночество. Только Бог и ты. Я бы тебе еду привозила. Да и тетка твоя, хоть и сумасшедшая, не настолько уж, чтобы тебя не подкормить. Кто тебя там догадается искать. Езжай, не медли!

— А как… Таня? — пошевелил он губами, голоса не было. Ольга немного сникла.

— Ах, вон ты о чем беспокоишься? — сказала она, становясь прежней. — Как же! Звонила ее мамаша. Говорит, Танька в ужасном состоянии. Была затяжная истерика этой ночью. Три раза вызывали неотложку. Те приехали третий раз, говорят: ей надо не неотложку, а психозку, в следующий раз так и сделаем!.. Ты меня извини, не могу я ее сейчас жалеть. Не могу я ей простить, что она сделала с Левкой! Это, конечно, все из-за нее, все! Это она его довела, из-за нее он все эти годы так бесился!..

— А Леторослев?

— Что Леторослев?.. Не возьму в толк, этот дурачок здесь при чем? Или, ты считаешь… он был связан с ними тоже?! Господи, помилуй! Неужели у них была-таки организация?] Ужасно!!! А ты, а ты?! Неужели они впутали и тебя?! Зачем тебе это, зачем?! Погоди, ты что, уходишь?! Куда ты уходишь?! Что с тобой?! Куда?!

На пороге он обернулся:

— Слушай, — он достал из-под рубахи смявшуюся рукопись. — Эти листочки мне очень дороги. Сохрани их, ладно? Если со мной что-нибудь случится, положи их мне в гроб!..

XXXII эпилог ВСЕЕДИНСТВО