Наследство

— Эмилия! — позвал он, открыв входную дверь. Ответом ему была только прохладная тишина дома. Он вбежал по лестнице в длинную гостиную, где одна стена была полностью застеклена, от пола до потолка, затем вышел на балкон, который возвышался над небольшими, покрытыми травой отвесными склонами, отделявшими каждый дом от соседей внизу и вверху. Он долго стоял там, уставившись на Лос-Анджелес, распростертый вдали, бледные, неясные очертания которого были видны под косыми лучами июльского солнца, с трудом пробивающимися сквозь полуденный смог. Понемногу ему удалось расслабиться, тишина окутала его, и напряжение, накопившееся в нем от общения с Фарлеем, отпустило его.

Он прошелся по балкону, любуясь ухоженными клумбами с яркими пышными цветами, названия которых Поль не знал «Но этого не знает и Эмилия, — подумал он. Неожиданно ему в голову пришла мысль, что они оба относились к этому великолепно обставленному и безукоризненно содержащемуся дому как к отелю. — Мы не ведем себя как хозяева дома, — размышлял он. — И уж тем более, как жильцы».

— Ты вернулся! — раздался высокий удивленный голос Эмилии Она стояла в дверях, одетая в легкое платье и сандалии, светлые волосы были уложены в немыслимую прическу для дневных съемок, а голубые глаза радостно смотрели на него.

— Ты даже не позвонил.

Поль подошел к ней и обнял:

— Я звонил вчера вечером. Ты чудесно выглядишь, но я не в восторге от твоей прически.

Она рассмеялась:

— Я была в длинной шубе из русских соболей. В ней я расхаживала босая по берегу, а мои волосы выглядели так, как будто я только что выскочила из постели. Кому-то пришло в голову причесать меня именно так, они нас об этом не информируют. Как ты думаешь, я смогу продавать меха, выглядя вот так?

— Я думаю, что ты можешь продать все что угодно.

Он поцеловал ее, но через мгновение она отстранилась.

— Вчера я встретилась с Барри Маркеном. Он был в городе проездом, поэтому, когда он пригласил меня, я согласилась. Я вернулась домой в десять часов.

— Я не просил отчета о твоих поступках, — мягко заметил Поль.

— Ты имеешь право знать, где я бываю в твое отсутствие. У тебя есть право вообще запретить мне обедать с Барри.

— У меня нет таких прав, и я не собираюсь этого делать. Я не тюремщик и совсем не хочу, чтобы ты меня им считала.

— Ты сердишься. Извини меня. У меня был ужасный день, правда. Я сама не знаю, что говорю.

— Как ты смотришь на то, чтобы выпить что-нибудь? Может быть, после ты сможешь рассказать мне обо всем?

— Чудесно, Давай выпьем водки. Со льдом, пожалуйста, — добавила она. — Рассказывать особенно нечего Работа фотомодели скучна, как ты знаешь, а может быть, и не знаешь. Никто этого не может узнать, пока сам не займется этой работой. Ничего общего с талантом или интеллектом, абсолютно неинтересная работа. Надо только уметь правильно выполнить то, что взбредет в голову фотографу.

Поль уловил в ее голосе дрожь.

— У кого-то новая причуда?

У нее вырвался смешок.

— Разве у них узнаешь? Но сегодня утром наш художественный директор сказал мне, что у меня слишком широкие бедра.

— Ты и раньше рассказывала, что они то и дело делают подобные замечания.

— На этот раз все было по-другому. — Она облокотилась о каменную стену между двумя цветочными ящиками. Садящееся солнце было за ее спиной, и лицо оказалось в тени. — Эта работа недолговечна. Никогда не знаешь, что им захочется в следующий раз.

— Ты имеешь в виду, какую фотомодель они выберут?

— Да, в каком стиле. Конечно, я не боюсь, что это коснется меня, но иногда становится скучно от неразберихи и отсутствия творческого начала.

Поль понимал, как она должна была ненавидеть отсутствие правил игры в этой области. Это означало, что и ей было трудно подстроиться под других.

— Неужели все так изменилось? — спросил он. — Пару лет назад ты не видела в этой работе ничего плохого. Ты хотела ее больше всего на свете.

Она пожала плечами:

— Теперь, проработав, я знаю ее гораздо лучше, чем раньше.

Он вдруг понял, что она не останется фотомоделью. Долго, и ему показалось странным, что они поменялись местами. Когда они только встретились, Эмилия четко знала, что хотела, и ему пришлось для этого поколесить по Европе, чувствуя себя неприкаянным и неудовлетворенным. А теперь настало время, когда именно он знал, чего хотел, во всяком случае, в работе, а она оказалась плывущей по течению.

Где-то рядом запела птица, ее песню подхватила другая. В этот тихий полуденный час они слышали звон стаканов из дома рядом.

— Ты не спрашиваешь о моем путешествии, — заметил Поль.

— Ах, да. Как дела?

— Прекрасно.

Она не обратила внимания на краткость его ответа.

— Отлично. Ты уже все закончил?

— Ты имеешь в виду турне? Я, кажется, сказал тебе, оно продлится еще четыре недели.

— Да, вроде ты говорил что-то, но не могу понять, почему тебе надо присутствовать на каждом концерте. Они, должно быть, похожи один на другой. Да и он тоже совершенно одинаковый, где бы ни был. И мне не нравится, что тебя подолгу не бывает дома.

— Мне тоже это не нравится. Но я должен закончить работу.