Наследство

– Да я не пропадал вроде, – засмеялся Евгений Иванович. – С утра в поле уехал…

– Нашёл время, – Егор Васильевич пошёл к машине, – там в поле сейчас нечего глядеть. Тоска одна…

– Да нет, не скажи, кое-что я рассмотрел, – сказал Бобров, усаживаясь на заднее сиденье, – могу и тебе…

Дунаев не дал закончить фразу, крикнул:

– Ты полегче там, а то кишмиш устроишь.

Несколько ящиков, закрытых промасленной бумагой, лежали на сиденье и полу, и Евгений Иванович догадался – наверняка озабоченность Дунаева вызвана приездом Безукладова. Ведь говорил он ему раньше об этом.

– Евгений Иванович, давай на будущее договоримся, когда куда уезжаешь – предупреждай. А то, в самом деле, нехорошо получается…

– Безукладов приезжает?

– Угадал. Ружьё где у тебя?

– На квартире…

– Ну тогда туда поскачем…

Заревел натужно «уазик», разбрасывая грязь. Дунаев сосредоточенно прилип к рулю.

Боброву показалось ненужным заводить сейчас разговор об увиденном. Обстоятельной беседы не получится, а скоропалительный разговор Дунаева может не заинтересовать. Тот человек увлекающийся, так что из-за предстоящей охоты на его идеи он может и рукой махнуть. «Ладно, – подумал Бобров, – отложим разговор на лучшее время».

В посёлке Егор лихо подкатил к квартире Боброва, приказал:

– Две минуты на сборы Женя! Больше времени нет. И так опаздываем. А точность – вежливость королей.

Уже после, когда Бобров, захватив ружьё и патронташ, сел в машину, Дунаев просил как будто между прочим:

– Говорят, у тебя, квартирантка новая появилась?

– О чём ты?

– Да вроде не знаешь, о тётке Стеше Грошевой.

– А почему спрашиваешь?

– Просто интерес проявляю.

Егор лихо гнал машину, и она выскочила за райцентр, прогремела по мосту, устремилась к лесу. Вся пойма была залита водой, водная лавина скрыла луговину, придавила ольховые кусты. Редкие льдины торжественно проплывали по середине реки, сверкая зеленью изломанных боков.

– Значит, интерес есть? – спросил Бобров. – А почему раньше не было? Ведь я говорил с тобой.

– Я, Женя, – Дунаев повернулся, в упор посмотрел на Боброва, – про интерес не случайно упомянул. В интересах твоего же благополучия…

– А при чём тут моё благополучие?

– Чудак ты, – привычно хохотнул Дунаев. – Ведь мы в деревне живём, здесь каждый человек на виду. Вот ты старуху пригрел, а мне уж информация – новый колхозный агроном благотворительностью занимается, привечает всяких…

– А что тут плохого? – Бобров почувствовал, что сейчас взорвётся, наговорит дерзостей.

– На каждый роток не накинешь платок, Женя. – Дунаев говорил вроде миролюбиво. – Недолюбливают её, тётку Стешу, в колхозе, блажной считают…

– Кто считает, уж не Кузьмин ли?

– При чём тут Кузьмин. Хотя и Кузьмин имеет право. Он работник исправный, хоть и не без греха…

– Грех-то его известный. За бутылку мать родную продаст… Машина с асфальта повернула влево, по просеке запрыгала по кореньям, и Бобров понял: к Струительному озеру повернул Дунаев. Удачное место для охоты, что и говорить. Среди леса километров на семь тянется озеро, берега утопают летом в бурной зелени травы и кустарника. Лучшего места для гнездования птицы нет в округе, и на озере, как на птичьем базаре, стоит неумолимый гомон. Вспомнилось Боброву, как раза три в детстве приходили они сюда со Степаном, шкодили, разоряя птичьи гнёзда, пока не узнала об этом Софья Ивановна. Тогда Женька часа два отстоял в углу в тёмном чулане, и на душе было уныло.

– А кто мне технику в боевой готовности держит? – возвращаясь к разговору, спросил Дунаев. – Кузьмин, вот кто! Он себя не пощадит, разобьётся, а любую железяку найдёт. Иногда даже удивительно: в соседних колхозах техника стоит, а у нас вся как часы. Кого заслуга. Кузьмина.

– А может быть, Егор Васильевич, его не хвалить надо, а наоборот, кнутом стегать?

– Это почему?

– Я часто задумываюсь, почему у нас процветают доставалы всякие… Честному человеку от них ещё трудней живётся.

– Не зевай, – на то ярмарка, – хохотнул Егор.

– Вот и я говорю, честные люди от этих проныр страдают. А мы их поощряем…

Дунаев ещё раз резко повернул руль влево, несколько минут гнал между высоченными соснами, а потом тормознул перед металлическими крашенными охрой воротами.

– Ты на нашей базе бывал? – подмигнув, спросил Дунаев.

– Какой базе? – удивился Бобров. Никакой ограды ворот раньше перед Струительным озером не было. Зимой жители Осинового Куста ездили сюда за дровами, осенью собирали сухую хвою – «колушки» – для топлива.

– Сейчас модно называть такие сооружения гостевыми домиками. – Егор засигналил, за оградой залаяли собаки, скрипнули ворота, и Бобров обомлел – открывал им Кузьмин. В зелёном прорезиненном плаще, яловых сапогах, полувоенной фуражке, казался он богатырского роста, спокойным, важным. Светлыми глазами Кузьмин пристально, в упор глядел на Егора, чуть не по-военному стукнул каблуками.

– Как дела, Михаил Степанович? – спросил Егор.

– Всё в порядке, Егор Васильевич! Баня натоплена, подсадные в кошёлке!

– Не приехал Сергей Прокофьевич?

– С минуты на минуту ждём!