Наследство

— …Так вот, — он близоруко сощурился, потому что и в самом деле видел все как сквозь сито. — Я начинаю с юридического оправдания. Оно элементарно, я даже удивляюсь, как это раньше такое никому не приходило в голову!.. Я опускаю обстоятельства дела, они достаточно известны. Перейдем прямо к проблеме. В Евангелии от Луки сказано: «…вошел же сатана в Иуду…» (Лк. 22, 3). То же самое у Иоанна: «И во время вечери, когда диавол уже вложил в сердце Иуде…» (Ин. 13,2); и далее опять: «…и после того куска вошел в него сатана…» (Ин. 13,27). Что все это значит? Это значит, говоря по-нашему, что Иуда был «одержим бесом», верно?! А раз был «одержим бесом», то, стало быть, в согласии с общераспространенным толкованием этого идиоматического оборота, — невменяем! А раз невменяем, то и вины на нем нет! Ему нельзя вменить в вину совершенные им действия, его нельзя за них судить! По любому из ныне имеющих обращение в мире кодексов уголовного права, он не подлежит преследованию в судебном порядке, а по прохождении медицинской экспертизы должен быть направлен в психиатрическую клинику с целью принудительного лечения. Итак, он действовал в состоянии умопомрачения, и, разумеется, возникшее у него впоследствии чувство вины, послужившее причиной самоубийства, также было обусловлено тяжелой нервной депрессией, то есть было в значительной мере иллюзорным, галлюцинаторным…

— Неплохо, — похвалил собеседник. — Хотя и не совсем точно. Лучше было, например, сказать: к нему неприменимы санкции, предусмотренные… Ну, да это неважно.

— Я учту… Второе оправдание носит характер морального, этического. Мы сказали: был невменяем. То есть действовал как бы помимо себя, помимо своей воли. Был бессилен действовать иначе. Пробовал, конечно, страдал, рвался, но удостоверился в своем бессилии, в ограниченности своего разума, в немощи своей воли. Но ведь в этическом плане это — высшее, чего может достичь человек! Не иметь своего, отдаться целиком во власть обстоятельств, исполнять предначертанное! Благородный стоицизм! Римское воспитание! Amor fati, как говорили древние. Любовь к року, уважение к року. На, Пет, не больно! Идущие на смерть приветствуют тебя! Безумие с этой точки зрения — крайняя, высшая форма нравственного поведения. Этическое, доведенное до своего логического предела! Величайшая мудрость, дар богов! С идиотской ухмылкой наблюдать, как сталкиваются миры, рушатся человеческие жизни, искореняется красота. Священное безумие. Сколько усилий тратим мы, люди изнеженного века, на то, чтобы выработать в себе такое отношение к бытию! Мы бунтуем, мы не можем вписаться, мы своевольничаем. А здесь, в едином порыве — самоотречение, отказ ото всего, и от самого себя прежде всего! О, это подлинно Великий Отказ! В смелом опыте над самим собой постичь, что для тебя нет безграничного многообразия возможностей, что ты — конечен, замкнут, что ты достиг своего порога!.. Это я перешел уже к третьему, философскому оправданию… Так вот… добраться до порога, увидеть, каков он, твой порог, и тем самым познать самого себя! Сказать: разговоры о бесконечных человеческих потенциях — болтовня! Сказать: есть судьба, рок, или есть незыблемые законы естества, — как ни назови — а выше ж… не прыгнешь! Надежды нет! Все твои ужимки, прыжки, увиливания, творческие потуги ведут тебя лишь к твоему порогу. Тебе не суждено иного. Какое сладостное знание! И ясно из этого рассуждения: предать Бога, чтобы разом, одним махом дойти до предела, — это наиболее полный изо всех мыслимых акт действительного самопознания! Все остальное — исповеди, философские автобиографии — пустая эквилибристика, которую изобретают для того, чтобы спрятать поглубже истину! Нет, только предать Бога, воплотившегося, вочеловечившегося, то есть предать не фигурально, а ощутив Его живую плоть в своих руках, — только это открывает человеку адекватный способ постижения собственной сущности…

Сумасшедший заворочался и выпростал из-под одеяла иссушенную пятнистую руку с обвислой кожей.