Наследство

«Как же я могла забыть, — терзалась между тем Наталья Михайловна. — Как это могло выскочить у меня из головы? Пфаффенхофен? Нет, не так… Соден?.. Нет, Соден это не там. Боже мой, ну что же это?! Неужто я выжила из ума, ведь я же всегда помнила, как он назывался!..» Наконец она поняла, в чем дело: ей со вчера начали колоть какую то гадость и, несомненно, провалы в памяти обусловлены были именно этим. Ее предупреждали даже, что, возможно, она будет плохо себя чувствовать, возможны головные боли и некоторая сердечная недостаточность. «Ну что ж, быть может, это даже и лучше, — решила она. — Это мне знак, чтобы я остерегалась… Итак, мы поехали к Анне…»

III ПЕРВОЕ ЗНАКОМСТВО

Больница, где лежала Наталья Михайловна, была на краю Москвы, в новом районе, возле самой кольцевой магистрали и редкого лесочка по ту и эту сторону дороги. Больничная территория захватила лишь его опушку: осинки, кустарник, несколько елок; только в одном углу, около одноэтажного краснокирпичного дома, в котором когда-то, когда вокруг был только лес, размещалась ветеринарная эпи-демстанция, росло с десяток больших деревьев неизвестной породы, да еще к дому вела старая липовая аллея. Аллея была заасфальтирована, по ней гуляли родственники, пришедшие навестить своих, нагруженные сетками и сумками с провизией. Поодаль, среди кустарника, были загоны для тяжелых больных, там в сопровождении сестры они вяло бродили; больничные байковые шаровары, синие и коричневые, виднелись из-под пальто. Другие, тихие, из санаторного отделения, пользовались привилегией и гуляли с родственниками свободно, хоть правилами это и не разрешалось. Еще заасфальтирована была площадь перед новым главным корпусом с большими низкими окнами и бетонным козырьком над подъездом. От асфальтовых дорог в стороны расхо дились тропинки, сейчас, в марте, узкие, со следами оступившихся ног по краям, раскисшие, с лужицами во впадинах и канавах.

— Куда, сюда сворачивать? — спросила Таня, не обращаясь ни к кому в особенности и испытывая от этого неловкость.

Они шли впятером, сойдя с асфальта, гуськом, след в след ступая по талой тропинке, — Таня, Наталья Михайловна, отец детской писательницы, она сама и пришедший ее навестить молодой человек. Он был высок и худ, с асимметричным лицом. Ему было лет двадцать восемь — тридцать. Он снял шапку, подставляя голову свежему воздуху, волосы его были уже редковаты, лицо блекло, и на висках заметны были вены, вздувшиеся после вчерашней попойки, на которую он жаловался своей знакомой.

Идти друг за другом и разговаривать было трудно, они молчали, посматривая, чтоб не промочить ноги, и изредка вверх, вперед, где сквозь редкие деревья, вдалеке, через огромное, изрытое траншеями и оттого желтое поле за оградой, виднелся город с белыми домами-башнями, отсюда красивыми.

По тропинке, наискось, они прошли к красному корпусу и снова выбрались на асфальт.

— А значит, вы собирались во дворце Юсупова… — продолжал прерванный с Натальей Михайловной разговор о старых бестужевках отец детской писательницы.

Он был здесь уже несколько раз и всегда помногу разговаривал с Натальей Михайловной. Они были знакомы заочно: он дружил с Таниной матерью. Наталье Михайловне он сначала показался чуть ли не шпаной: что-то было хулиганское в том, как он осклабливался порою, или однажды, сидя рядом с Натальей Михайловной и брызнув на нее яблоком, твердой рукой, не смутившись, стряхнул у нее с плеча капли сока. Но уже со второго раза она поняла, что первое впечатление ее неверно, что он не так прост, умеет держаться, а вскоре нашла в нем даже нечто аристократическое. В лице его проскваживало что-то татарское, как у князей, ведущих свой род от мурз, и даже выговор был с едва уловимой неправильностью: Наталья Михайловна прислушалась: он, правда, не грассировал, но зато мягко произносил «л» перед гласными, а сами гласные ясно, как иностранец. Происходил он, однако, из купцов, и фамилия его была Осмолов; он произносил Осмольов, так что получалось очень нежно и необычно.

— Да, дворец Юсупова, — говорил он, закидывая голову и взглядывая поверх деревьев, — подвальы его меня волнуют. Ведь там было это убийство, польожившее начальо всему остальному… Между прочим, я не согльасен, интерьер там пльох. Девятнадцатый век, экльектично, не очень хороший вкус…

Молодой человек пришел сюда раньше и теперь явно хо тел уйти, но ему казалось неудобным уйти так сразу; он чувствовал себя неловко и, в своем расслабленном состоянии не имея сил скрыть намеренья, глядел рассеянно по сторонам и лишь виновато улыбался, когда на него смотрели.

Они отстали от тех троих и шли вместе с Таней. Молодой человек, который до этого с Осмоловым не был знаком, спросил:

— А вы-то сами давно его знаете?

— Давно, — кивнула она.

Что-то в ее интонации заставило его посмотреть недоверчиво, и она принуждена была пояснить:

— Он дружит с моими родителями, с мамой и ее мужем.

— М-м, — протянул он.

— Вы хотите сказать, что он тем не менее от нашей встречи не в восторге?