Наследство для безумцев

Малахова Валерия. Наследство для безумцев

Ночь была лунной.

Хранители Времени только что прокричали с городских башен о том, что начался Час Воющего Волка. Джамина услышала их голоса сквозь сон и удивилась быстролётности времени. Казалось, она лишь несколько минут назад сомкнула веки, и вот — уже полночи позади…

В этот момент в дверь комнаты постучали.

Отец Джамины — Советник Правителя славного торгового города Падашера, благороднорожденный Амбиогл, — построил свой дом, следуя традициям, привезённым с далёкого севера. Вместо обычных занавесей и пологов комнаты, выходящие в общий коридор (ещё одна северная новинка), имели двери. Джамине очень нравилась такая планировка — девушка вообще любила время от времени побыть наедине сама с собой. Помимо всего прочего, двери можно было запереть, и хотя этой возможностью в доме Амбиогла почти не пользовались, рабов приучили не входить в комнату без разрешения хозяев. А поскольку настойчивый стук в дверь не прекращался, значит, по другую сторону двери стоял именно раб.

Желтоватые глаза Джамины обозленно сверкнули. Ну, если только у негодяя не будет веской причины — уж она-то позаботится о хорошей порке для мерзавца, осмелившегося тревожить госпожу в столь поздний час! К Ушбарту — Хозяину Мёртвых, конечно, не пошлёт, незачем быть слишком жестокой, людскую молву подобными слухами подогревать нельзя, а у рабов языки длинней той плети, которой их хлещут… Но пару десятков плетей за подобное всыпать не грех!

Джамина потянулась к лёгкому ночному покрывалу и набросила его на волосы.

— Заходи! — резко и повелительно крикнула она.

В дверь проскользнула Зин-Зан, и раздражение схлынуло, подобно прохладной воде из утреннего кувшина для омовения, сменившись всё возрастающей тревогой.

Зин-Зан была молоденькой красавицей, купленной отцом для мужских утех полгода назад. Судя по тому, что благороднорожденный Амбиогл её пока не менял, дело своё она знала. Однако нрав Зин-Зан имела весьма робкий и обычно старалась не покидать отведённой ей комнаты, а когда прогуливалась по саду или торопилась к своему господину, всегда падала на колени и склоняла голову, стоило ей увидать любую из дочерей Амбиогла. Эта точно не осмелится беспокоить дочь хозяина по пустякам!

— Заходи, — уже мягче повторила Джамина, — и говори, зачем пришла.

Рабыню била дрожь, из глаз текли крупные слёзы. Пришлось снова повысить голос:

— Ну, говори же!

— Благороднорожденная… госпожа, — начала, наконец, Зин-Зан, — умоляю… пойдёмте со мной! Ваш отец… боюсь, он… — тут у рабыни слёзы хлынули бурным потоком. — О, госпожа, он не дышит! Совсем не дышит!

Слова повисли в воздухе. Сначала Джамина не могла поверить собственным ушам. Того, что она услыхала, было немыслимым, абсолютно немыслимым! Это бред, что же ещё, если не бред?

Затем пришёл гнев. Утихший было при виде Зин-Зан, он яростной волной поднялся из глубин души, смывая остатки рассудка. Джамина подскочила к рабыне, схватила её за волосы и дёрнула голову вверх, запрокидывая залитое слезами лицо.

— Что ты с ним сделала, мерзавка? Да говори же, не тяни, ничтожество! Что ты с ним сотворила, дочь тысячи грехов?

— Госпожа! — вскрикнула насмерть перепуганная Зин-Зан. — Я не виновата, госпожа, клянусь вам жизнью своей здесь и в посмертии! Всё было, как обычно, кувшин с вином уже стоял на столе, я налила господину, подала чашу, а господин выпил и схватился рукой за горло. Он упал и всё хрипел, хрипел… А потом перестал. Но я не виновата, клянусь, госпожа! Я ничего не сделала господину, клянусь!

Сквозь ужас, гнев и недоверие в голову Джамины всё-таки пробился тихий голос здравого смысла. Действительно, зачем глупой девчонке, с которой в доме неплохо обращаются, одевают в шелка, не скупятся на притирания и безделушки, даже выделили личную комнату, травить господина? И мало того — тут же бежать и сообщать об этом! Тут нужно быть или бесконечно хитрой и уверенной в себе интриганкой, или абсолютно невиновной глупышкой.

На интриганку Зин-Зан, робкая и неуверенная в себе, купленная за половину серебряного диска даже не на центральном базаре, а где-то в пригороде, не тянула совершенно.

Джамина отпустила волосы Зин-Зан и даже мягко погладила дрожащую девчонку по голове.

— Ну всё, всё, успокойся. Думаю, ты говоришь правду, и твоей вины в произошедшем нет. Сделаем так: я сейчас пойду и посмотрю сама. Но ты останешься здесь. Я свяжу тебя на всякий случай, а потом приду и задам несколько вопросов. Будь хорошей, не реви. Давай-ка, ложись на мою кровать. Да не реви ты, быстрей шевелись!

В качестве верёвки пригодился пояс от дневного одеяния, принесённого с вечера расторопными рабынями. Пояс тут же измялся, ну да ничего, пара-другая запасных нарядов в доме всегда найдётся. Ноги, правда, пришлось связывать шнуром от занавесей. Рабыня не сопротивлялась, лишь мелко дрожала да тихонько хныкала.

Как бы между прочим Джамина поинтересовалась:

— Ты ещё кому-нибудь говорила о господине?

— О нет, нет, госпожа! Я сразу к вам… Я же знаю: господин как-то говорил, что он верит только вам, и я сразу…