Наследство для Венеры (СИ)

А ночью из панорамного окна любовалась небом и звездами. На улицу выходить не решалась, комары не давали проходу. Она жаловалась на комаров Максиму, он говорил, что они лютуют на её сладкую кровь, и протягивал ей репелленты, чтобы мазалась, но хватало её ненадолго. Может они её и не кусали, но жужжали возле уха и мешали наслаждаться звездным небом.

Питер она любила, но звезды там были видны редко, да и таких синих бархатных ночей не бывало. Ей здесь нравилось. Возможно, когда она состарится, купит себе где-нибудь на озере домик, и будет доживать свои дни, глядя в небо и слушая шум леса.

С хозяином собак она вела себя непринужденно, особо ему не мешала, да и он ей. Они встречались в основном за ужином или по утрам. Готовил Максим сам, особенно вкусный хлеб выпекал. Венера столько хлеба в жизни не ела, боялась растолстеть.

Отдых пошел ей на пользу, рана иногда побаливала, но редко. Шрам, что остался на животе после операции выглядел некрасиво, но она не переживала, видел её только Максим. Он как-то проходил мимо мостков, где она лежала, загорала, увидел шрам, подошел, спросил, откуда у неё такое приобретение.

— Бандитская пуля, — популярной фразой ответила Венера.

Правду говорить не собиралась, а врать не хотела. Он не стал настаивать. Максим ей нравился основательностью, спокойным радушием. Откровенно говоря, в первую ночь она спала плохо, прислушивалась, не крадется ли к ней хозяин псов, чтобы покуситься на её девическое тело и честь. Но он не крался, не приходил и не прибегал.

Венера посмеялась над собой, своими фантазиями и уснула.

Её девическая честь не пострадала и в последующие ночи, так что в присутствии Максима она чувствовала себя совершенно свободно и раскованно, доверяя ему.

У них совпадали интересы в чтении, оба любили советские фильмы, особенно комедии и хорошо понимали собачье племя. Современная политика, шоу–бизнес вызывали брезгливость. Дважды они умудрились поругаться.

Венера кричала, что нельзя огульно хаять вещи только потому, что они сделаны во Франции или в другой стране, а он спокойно сообщал, что наши ничуть не хуже, только разрекламированы плохо. Словом, был законченным русофилом.

Хромов обещал приехать за ней на следующий день, но не появился, ни в субботу, ни в воскресенье.

Она радовалась, что не стала тратиться на покупку телефона, а оставила деньги на обратный билет, их должно было хватить. В полиции ей обязаны выдать справку об утере документа, по справке и купит билет, и доберется до дома.

В понедельник Венера начала беспокоиться. Если Эдуард и сегодня не появится, надо выбираться самой. Просто идти по дороге, не сворачивая, дойти до какой-нибудь деревни, а там довезут. Или попутка подберет. Не древние века, машины теперь у всех. Максиму в этом вопросе она не доверяла, он был человеком Хромова, а тот её страшно разочаровал.

Уйти она решила на заре, собаки привыкли к ней, внимания не обращали. Хозяину оставила записку, «Будете в наших краях, позвоните», и номер своего телефона, она собиралась восстановить сим–карту.

Псы провожали девушку до косогора, на котором она ещё вчера собирала землянику, Максима не было видно. Собаки отстали, а Венера потопала дальше.

Идти одной было немного жутко, однажды дорогу переползла змея. Милославская, чтобы подбодрить себя и распугать всех волков, медведей и прочих хищников, пела громко, пела все, что вспоминала. Старалась петь бравурные маршевые песни. По крайней мере, сначала.

— Ты лети с дороги птица.

— Зверь с дороги уходи.

— Видишь, облако клубится,

— Кони мчаться впереди!

Пела Венера высоким голосом, петь нравилось.

Комары одолевали, налетали, но не садились, она отмахивалась сорванными травинами и бодро дошагала до асфальтированной дороги, с которой они свернули в лес, когда ехали с Хромовым.

Дорога была торная, шагалось легко. Её котомка была не тяжелой, беспокоили только босоножки. Когда первый камешек забился под ремешок, Венера вытряхнула его, но больше идти по самой дороге не решилась, шла по обочине, где росла трава, там хотя бы камней не было.

Шагала она не быстро, но и не слишком медленно. Надо было рассчитать силы на дальний путь, а обувь не приспособлена. К сожалению, другой обуви не было, поэтому девушка шла, большей частью глядя под ноги, чтобы не споткнуться о корень.

Ягоды и грибы она игнорировала, не было времени собирать, да и для кого? Тем болеё, что в грибах она не разбиралась, впрочем, в ягодах тоже. Единственно, жалела, что нет фотоаппарата, или хотя бы телефона, чтобы запечатлеть красоту, что ей попадалась на каждом шагу.

Иногда она все же замирала и смотрела вверх, пока не начинала кружиться голова. В высоком синем небе, по краям окрашенном малиновой зарей, неслись рваные облака, которые ветер гнал куда-то.

Ей почти сразу повезло, её нагнал мужик на мотоцикле с коляской и подвез до деревни Прудниковой.

Мужчину звали Иван Николаевич, и он был одноногий!

Костыли лежали в коляске. Он сказал, на всякий случай, вдруг протез подведет, хотя уже привык на нем ковылять, но не доверяет. С костылями привычнеё.