Наследство для Венеры (СИ)

Срок беременности был уже немалый, и подвергать подругу и её Ваську опасности он не собирался. Ждали, когда привезут необходимую ему кровь, но он понимал, не успевают.

Аппетита не было. И, желания продолжать жить, тоже не было.

Было тоскливо. Умом он понимал, что это депрессия, однако не мог или не хотел бороться ни с ней, ни с болезнью.

Ничего-то он не успел в жизни. Ни дерева не посадил, ни сына не вырастил. Книгу, и ту не написал.

Своими руками сделать ничего не сделал. Гвоздя не может забить. Во что это мужиков, нас, город превращает? Жил, красовался, играл разные роли. Был равнодушен к чужим людям, беспокоился о своих, вот и все. Проморгал Венеру и теперь умирал у неё на руках.

— Пообещай, подруга, что второго сына назовешь Савкой, как меня.

— Не хочу слушать твои разговоры о смерти! Ты должен жениться, родить доченьку, чтобы мой Васька на ней женился, и мы породнимся. Найдешь себе жену, лучше меня.

— Второй, как ты нет, а больше мне не нужен никто.

— Саввушка, это не ты говоришь, а твоя болезнь! Чем Катя плоха?

— Она не ты.

— Перестань! Признай, что не можешь проигрывать, и сразу все изменится!

— Да признал я.

— Без тебя агентство захиреёт.

— Я уже продал его, теперь там новый хозяин.

— Как? Когда?

— Сразу, после возвращения. А Кате я не интересен, ей скучно со мной, Глеб какой-то у неё. И пусть их, мне даже легче, никаких обязательств и не было.

Венера, молча, вышла из палаты.

Проревется и придет, снова бодриться будет.

Лечение требовало больших средств, поэтому Савва продал свой «тарантас», продал бизнес конкурентам.

У него осталась только квартира в центре Питера и коллекция. Помня историю наследства Хромова, он не стал писать завещание на Венеру, а написал на своего злейшего друга Макса. Пусть мучается! Это будет его посмертной местью за тот его поступок. И за то, что обещал с сестрой познакомить, но так и не выполнил обещания!

Вошёл Зяблов, он часто приходил. Пока Савву везли в Питер, он устроил для парня место в госпитале. Лечение здесь проводилось по высшему классу, а поскольку с другом приехала Венера, то он виделся сразу с обоими, потом жене докладывал о самочувствии Морозова.

— Опять Венеру до слез довел?

— Не специально.

— Что ты за размазня такая? Был мужиком всё время, а сейчас раскис! Я вон без ноги бегаю, сейчас такие протезы делают, что как на своей хожу. Где у тебя стаканы?

— Мне нельзя пить.

— А чего нельзя-то, какая разница, трезвый помрешь или пьяный?

— Ты прав, майор.

— Скажи мне, ты служил когда-нибудь?

— Не пришлось.

— Вот! В этом все дело! Закосил, небось, от армии?

— Мать одна осталась, вот и не взяли.

— Эх, хорошо пошла. Пей. Так и будешь последние дни на койке отлеживаться?

— Я бы рад сбежать, да сил нет, далеко уйти. До ближайшей канавы, разве что.

— А вот последнее желание у тебя есть?

— Не думал об этом.

— А ты подумай. Давай ещё, за женщин.

— За женщин пить надо стоя.

Зяблов поднялся.

— Чего разлегся? Вставай.

— Не могу я.

— Не ной. Встать, рядовой Морозов!

Савва кое-как поднялся. Его шатало. От выпитого и от бессилья.

— О! Говорил, что не можешь, я зря не скажу! То, что ты на тот свет собрался, я это знаю. А вот что делать будешь, когда оклемаешься? Чем займешься?

— Если бы у меня был шанс, я бы пошел на какие-нибудь курсы, где на плотников учат, чтобы дом своими руками построить. Зря я поехал на Урал, Сергеич, зря. Увидел обыкновенную жизнь, и так мне стало неинтересно здесь, так тоскливо. Люди там просто живут. Ссорятся, мирятся, детей растят, какие-то дела делают. Ездят, так же как и мы здесь. Не хвастаются. Ты Хромова Федю знаешь?

— Виделись.

— Богач по местным меркам, а у него жена Марина в огороде копается, грядками занимается. Не брезгует работы. У Макса друг есть, Шаман. Простой мужичок, в тайге на кордоне живет. Поговорка у него смешная, едрит Мадрид. Я думал, какой-то неудачник, ну там типа двоечник, куда после школы и армии податься, только в лес. Хозяйке тайге молится. Словом, деревня необразованная, а он институт закончил по геологоразведке, теперь вот второе высшее получает. Травы знает, повадки звериные. А как меня приняли, знаешь? Как за младенцем приглядывали. И прозвище дали. Денди. И не один не осудил меня за то, что я другой. Не такой, как они. Посмеивались только. Я с ними одного возраста примерно, а словно только на свет вылупился. Я спрашивал Шамана, чего не в городе живешь? А он мне знаешь что ответил? В городе людей мало осталось.

— Давай по оставшейся. И выстроишь дом, а дальше? Надо же чем-то зарабатывать. Чем будешь на хлеб зарабатывать?

— На кабанов охотиться буду, — сказал Савва, и они захохотали.

Венера вбежала в палату.

Зяблов поддерживал исхудавшего, качающегося Савву и они смеялись, пьяно, до слез. На тумбочке была пустая бутылка из-под водки.

Максим весь извелся. Венера всё не ехала и не ехала, звонила, просила подождать, о Савве не хотела разговаривать, лишь отнекивалась, приедет, расскажет.

Дело Камчатского закрыли. И Камчатскую закрыли.