Наследство Гокинса

Не успел я вплести ленту в остатки волос (мне же не все с затылка состригли, а только часть), как Сильвер встал из-за стола.

- Схожу и я, посмотрю на встречу, да и интересно стало после твоих слов, - это Сильвер Рудо сказал.

Из-за того, что я отвлекался на завязывание ленты, не сразу обратил внимание на походку главаря, а потом пригляделся и понял, что тот одноногий! С протезом, конечно, но по походке видно, что одной ноги нет. Старик богатый, а не мог себе купить что-нибудь из новых разработок? Это же у него на ноге прошлый век, если не позапрошлый.

Спустились мы в подвал, но пошли в другую сторону от места, где я под замком сидел. Вошли в одну из камер: на полу кто-то лежит, весь в лохмотьях, да и сильно избитый.

- Ого, как его, - слегка удивился Сильвер. - Рудо, признайся, ты руки приложил? Или ноги.

- Нет, Сильвер, я же не Пирри, вот тот мог бы, а я помню твои слова, что малец целым нужен. Это его в карьерах так.

Главарь подошел к лежащему и ногой перевернул на спину. А я, кажется, избитого признал. Неужели лозер Ремми?

- Так ты, Джим, говоришь, что он трусливый слизняк?

- Да, - процедил я. - И доносчик.

Парень приоткрыл один глаз (второй полностью заплыл) и показал свой щербатый рот:

- И ты здесь. Ну, конечно.

- Доносчиком быть плохо, - говорит Сильвер. Ты, - он слегка пинает Ремми, - кому доносил, а?

- Никому я не доносил, - прохрипел Ремми.

- Он врет? - спрашивает меня Сильвер.

- Врет! Доносил вместе со своим противным братцем, тот такая гнида.

- Брата не трожь, - сверкнул злостью здоровый глаз. - Никто из нас не доносил. Ромек хотел, но я запретил.

- Испугался, что тебя побью или снова порежу? - не утерпел я.

- Нет. За брата боялся - это да. А молчать велел, потому что пачкаться не хотел.

Это он про меня? Вот гадина! Пачкаться не захотел. Об меня! Дрянь!

- А о чем доносил, не доносил, а? - Сильвер интересуется.

Вот теперь я напрягся. Сейчас лозер расскажет про случай с Паулем. А за такое снова ленточку срежут! Ну что за невезение!

- Да было дело, - лозер шипит, видимо, от боли.

- Какое?

- Было.

- Ты что, его боишься? - кивает на меня главарь.

- Теперь нет.

- А за что били? За что его? - Сильвер спрашивает у Рудо, раз Ремми молчит.

- Там принято провинившихся наказывать руками самих каторжников. Чтобы дружбы не было: каторжник каторжнику - волк. Этот отказался.

- Что скажешь, Гокинс?

- А что... испугался он, наверное. Лозер!

- А ты что скажешь, как там тебя?

- Оунс, - подсказал Рудо.

- Оунс, - повторил Сильвер. - Правду Гокинс говорит, что ты лозер?

- Да, лозер, - скривился этот слизняк. Сам признал!

- Лозер, но доносить не стал... - протянул задумчиво Сильвер. - Скажешь о чем донос?

Ремми молчал.

- Хм. А как ты лозером стал-то?

- Брата спасал, Ромек не такой, как я. Не боится, правду ищет. Вот я и платил, чтобы не трогали.

- Хм. А что про Гокинса скажешь? Только правду.

- Правду? - Ремми одним глазом посмотрел на меня. - Гнида.

Я весь вспыхнул, даже собрался пнуть с размаху по гаденышу, но из-за Сильвера не решился.

- Не боишься такое говорить? Вот мы сейчас уйдем, а он останется. А?

- Теперь не боюсь.

- А что так?

- Мне все равно не жить. Днем больше, месяцем меньше.

- Интересного мальца ты, Рудо, привез. С характером. Ладно, пошли. Пусть поправится сначала, время на это есть.

На второй этаж Сильвер не пошел, видать, тяжело ходить и по лестнице подниматься, да и в возрасте он. Свернули в одну из комнат первого этажа. Это оказалось наподобие комнаты отдыха, совмещенной с мини-столовой.

- Рудо, принеси-ка яблочек, - велел Сильвер, и Рудо открыл одну из внутренних дверок, там оказалось что-то наподобие кладовки для фруктов со специально пониженной температурой.

- Ну и кислятина, - скривился Рудо, а вот Сильвер, наоборот, с удовольствием вгрызся в красивое и на вид сочное яблоко. Мне, кстати, яблока не досталось.

- Ну, что скажешь, Гокинс? - начал разговор главарь.

Я молчал, не зная, что говорить.

- Не интересно узнать, как твой знакомый на каторге оказался? Ромек его брат?

Я хотел ответить, но меня опередил Рудо:

- Да, младший.

- Ну-ка, поподробней, мне самому стало интересней.

- Над братом трясся, брал под защиту, любил очень, вот на этом я и сыграл, - ухмыльнулся Рудо. - Там есть зубастик с черной лентой, зовут Слиман. Говно, а не зубастик, впрочем, там все они такие. Заплатил ему - мелочь, а не деньги, но тот больше от страха согласился. Сам не стал, префекта боится, нанял какого-то Жака. Тот мальца крепко избил, да удачно получилось - позвоночник повредил, вот того и парализовало. А этот Ремми над братом как наседка. Жак пошел к Ремми, стал смеяться, ножиком грозить, ну, тот не вытерпел, отомстил, побил, да ненароком порезал Жака. Получилось, как по заказу. А что потом было, ты сам знаешь, я-то на твоего сына выхода не имею.

- Тысяча фартимов, и малец на Пальм полетел, - закончил Сильвер. - Не зря денежки заранее потратил, ох, не зря. Как чуял, что он здесь пригодится, а я всегда чую. Ну что, Гокинс, теперь твой выход. Изобьешь, как следует, этого Ремми. Что там в Эрзеруме сделал? Уши порезал. Вот и ему тоже, а потом зарежешь. Под запись.