Наследство Империи

Там, снаружи, — лица, загадки, неразрешимые, чтоб им провалиться, вопросы. Люди, обязательства, обманы. Здесь ты можешь провести вечность. Ходить вправо. Влево. Унестись с ветром. Хотя совершенно очевидно, что пойдешь ты вперед, к воде. Озеро — знак, он хранит для тебя нечто важное. Надежду или, может быть, забвение. Или меч. Логично предположить, будто это сон о смерти. Пустынные равнины, лишенные надежды, где ничто не таково, каким кажется. Но ты почему-то думаешь, что он — о детстве. Только в детстве тебе не нужна надежда, потому что она просто есть. И любовь. Она тоже просто есть. Она — сама собой. Ты потеряешь их потом, после, одну за другой, и будешь гнаться за ними, за ускользающим краем их шелковых одежд, с одним лишь желанием: вернуть все обратно, где было все и раны еще не кровоточили.

В гипер раны! Ты вздымаешь белый стяг с ткаными лилиями, чистый, как твои намерения, и те, кто любит тебя, следуют за тобой, взволновавшись, подобно морю, идущему приливной волной. И ничто не остановит прилив. Следовало выдумать себе врагов, чтобы только победить их! Коня! Полцарства за коня!

Поводья в твоей руке, но вместо вожделенного коня на них — повешенная кошка. Вздрагивает, и кажется, будто жива еще, будто бьется, и ты подхватываешь рыжее тельце, удавленное золотой цепочкой, и большая, золотая же брошка в ухе, и это единственный момент, когда ты видишь свои руки. Во сне ничто тебя не удивляет, ничто не бывает вдруг. Нет, мертва. И это хуже, чем потеря какого-то царства. Твои глаза и подушка мокры, ты плачешь...

...лежа вниз лицом на лестничной площадке. Старый дом с потолками высотой в пять метров, с пустыми окнами, где не осталось не только стекол, но даже и рам. И сама лестница такая... спиралью по стенам, с шахтой по центру и квадратами площадок на углах. Ниже на ступенях толпятся сказочные создания, смотрят на тебя со страхом, ручонки их, с оружием, трясутся.

Немудрено. Тебя придавило к полу тяжестью твоего огромного тела, крылья — перепонки, натянутые на трубчатые кости! — скомканы кое-как, а на шею взгромоздился кто-то неподъемный и холодный, как могильный камень, рвет удилами твой рот, терзает шпорами бока. Лети, мол!

И от волшебного слова, произнесенного вслух, ты начинаешь расти, перила рушатся, крыло повисает над шахтой, стена с окном вываливается наружу глыбами скрепленного раствором кирпича. Сказочные создания спешат вниз с криками ужаса...

...лицом к каменной стене, испятнанной мокрым мохом, и белый свет фар поверх нее. В самые бы глаза бил, не придись край стены на пядь выше. И по этому краю — остроносые женские туфли. Белые. На острых злых каблуках. Ну и ноги в них, ясное дело. Точеные, молодые, в шелковых чулках, а выше не видно. Там темно и поле зрения кончается. Два шага туда, два — обратно. На секунду останавливаются перед тобой. И снова вправо и влево, как маятник. Цок-цок. Цок-цок. И все исчезает во всплеске белых крыльев. Или просто — во всплеске. Ангел вырвался из твоей груди и оставил тебя в одиночестве. Во мраке. Улетел.

На теневой стороне астероида среди камней лежит человек в скафандре высокой защиты. Лица не видно, щиток запятнан кровью изнутри. Острые скалы очерчены пламенем. Встает солнце.

И только один из этих снов — твой. Остальные приблудные.

— Держу пари, это твоя первая затрещина.

— Ничего, — пропыхтел Брюс. — Старина Кармоди это исключительно с перепугу!..

Упираясь руками в пол, он кое-как приподнялся, ощупью добрался до надувного матраца, брошенного прямо на пол, и растянулся там. Мари подползла ближе, и мальчишка с чрезвычайной важностью позволил ей взять его голову на колени.

Впечатление такое, будто от удара мозги сорвались с места и теперь свободно болтаются внутри черепа. Прекрасный способ отвлечься от страхов дальнего радиуса действия. Тем более, что затрещина и вправду первая. До сих пор только со сверстниками переведывался.

— А знаешь, — сказал он, — я ведь мог их всех положить еще там, на «Белакве». Нет, не смейся, послушай. Если бы я уронил старухину сумку с собакой, да та бы выскочила с лаем, да понеслась бы по проходу... да Норм бы не дал маху, а подыграл. Такой, понимаешь, был в руках фактор внезапности...

— Началась бы беспорядочная пальба, — укоротила его Мари. — И каюк всей «Белакве». Я стреляла из боевого лучемета; знаешь, какие дырки он оставляет в обшивке? Спасибо, что удержался. А не удержался бы, так Норм бы тебя удержал. Он всегда знает, что делать.

— Может, и знает. Но ты только представь!