От центральной деревенской, или, как тут её называли, городской площади в разные стороны лучами расходились улицы и переулки. Разузнав у Пэдрига Гарвена ближайшую дорогу на Рудлан, молодые люди сели на лошадей и поехали гуськом. Западная часть Длинной Лошади была, судя по всему, самым зажиточным в этом селении кварталом, а дальше на восток каменные строения сменялись деревянными, а деревянные – бедняцкими глиняными мазанками, между которыми по пыльным проулкам во множестве бродили куры, гуси, свиньи и прочая деревенская живность.
Возле распахнутых настежь ворот они не заметили и следов стражи, зато всю дорогу щедро усыпали уже повядшие цветы, остатки венков и клочки ярких тканей.
Гуго с Томасом ехали чуть впереди, за ними Эдмунд, по правую и левую руку от которого, легко управляясь с поводьями, Алиенора с Бланкой. Лошади шли почти рядом, и Эдмунд то и дело ловил на себе влюблённые взгляды: с одной стороны – спокойный и радостный, с другой – с обожанием; молодой человек время от времени покачивал головой в такт собственным мыслям, пытаясь уразуметь удивительную метаморфозу, произошедшую с ним всего-то за несколько дней.
В полусотне шагов за воротами расстилался знаменитый Аонгусов луг, вид которого наводил на мысли о бурно протекшем празднестве. В центре его стоял довольно толстый, уже несколько покосившийся шест в три человеческих роста высотой, с закреплённым на верхушке огромным колесом, похожим на те, что обычно устанавливают на телеги, но на порядок большего размера. От колеса свешивались вниз многочисленные верёвки с узлами на концах, украшенные цветными ленточками. Вся земля вокруг была утоптана следами ног. Чуть поодаль виднелись остатки погасших костров; над некоторыми из них ещё продолжали виться дымки. Неподалёку стояли две телеги, точнее, двуколки без лошадей, одна – со сломанным колесом; кругом валялись обрывки ленточек, даже платьев и, наверное, с дюжину пустых кружек и кувшинов.
- Вот так разгром! – произнёс Эдмунд, оглядывая поляну.
Алиенора слегка пришпорила лошадь.
- Гуго… Томас! Что здесь такое было?
- Праздник, миледи, - довольным голосом сообщил Гуго, чуть придержав лошадь. – Ночь любви. Толпы музыкантов, парней с девчатами, игры и танцы, танцы, танцы…
- Что за игры?
- Думаю, миледи, - вмешался в разговор Томас, - что мастер Гарвен правильно вчера сказал насчёт того, что благородным девицам здесь не место. Очень, как бы это сказать, фривольные развлечения. Вроде того, что мне про прядильни рассказывали, только её пуще.
- Прядильни?
- Ну да. Об этом лучше у Гуго спросить. Я-то только понаслышке об этом знаю, а простолюдины в Хартворде, да и во всех деревнях, каждый вечер там время убивают.
- Ну, уж и каждый, - фыркнул Гуго. – Так, изредка, просто чтобы за девчонками поухаживать…
- Расскажи, расскажи… - в один голос потребовали обе девушки.
Гуго вздохнул.
- Ну, хорошо. Но вы уж имейте в виду, пожалуйста, что ничего такого в этом нет. И не только в Хартворде, а во всех селениях в общественных прядильнях такие порядки. Обычай, можно сказать.
- О-хо-хо, - протянул Томас.
- Именно. - Гуго с серьёзным видом кивнул. – Ну, девушки там по вечерам собираются. С веретенами и прялками. Когда прядёшь, остатки пеньки на колени сыплются, так парни должны эту пеньку постоянно отряхивать.
- А сами они не могут?
- Могут, конечно. Но, во-первых, это работу замедляет, а во-вторых, это ритуал, это часть ухаживания. За каждой девушкой обязательно должен какой-нибудь парень ухаживать, иначе её собственные товарки на смех её поднимут. Что, типа, кривая такая, или толстая, или вообще уродина что ли, что ни один на тебя не клюёт?
- Забавно, - протянула Алиенора. – Ну и что же в этом такого?
- Вот я и говорю, что ничего.
- Ох, леди Алиенора… - Томас подъехал к ним поближе. - Во-первых, парень сидит сзади девушки, а во-вторых, там частенько лучины гаснут. Так что отряхивать пеньку с женских коленок, сами понимаете, становится всё интереснее и интереснее. А сами девушки, как говорят, очень даже не против. Чем она зацелованнее после такого вечера, тем больше у неё, не знаю, как назвать, авторитета, что ли. В деревнях ведь, сами знаете, если девка до семнадцати лет замуж не вышла, и ни один парень на неё не позарился, то уж вся округа на неё косо смотрит и думает: может с ней не в порядке что? А в языке физов – это народ такой на севере, - даже поговорка есть про эти прядильни: «Das ist eine rechte Gurgelfuhr». «Gurgelfuhr» там вместо слова «Kunkelfeier» - веретено. Звучит очень похоже, только получается что-то вроде «это самая настоящая свалка» вместо «это чинные посиделки».
- Вот оно что… - улыбнулась Алиенора. – Пожалуй, я уж и не знаю, спрашивать ли дальше про вчерашний праздник…