Сразу за пригорком, на который они поднялись, всего в миле виднелись развалины древней крепости. Стены были полуразрушены, с большими зияющими провалами, заросшими плющом, а в центре, неведомым образом сохранившись, высился донжон – главная башня локтей сорока высотой, без сгнившей крыши.
- Это замок Грэйнсторм, - сказал Томас, - здесь уже лет сто-сто пятьдесят как никто не живёт.
- А что случилось?
- Не знаю. - Томас пожал плечами. - И никто из наших не знает. Шепчутся только, что это вроде как проклятое место. Мы никогда досюда не доезжали, только как сейчас, издали видели. Эдмунд, наверное, знает: он ведь все книжки у Миртена облазил.
Головы повернулись в сторону последнего; Эдмунд с гримасой на лице – непривычка к верховой езде давала себя знать – только еще взбирался на вершину холма.
- Знаю, - поморщившись, произнёс он, - это ж самый близкий к Хартворду замок. Про него много чего понаписано. Это всё из-за Вала. С Грэйнстормом, - он взглянул на Бланку, - случилось примерно то же самое, что и с Харлехом. Только вроде здесь не было ни тумана, ни теней: говорят, что это просто нападение дхаргов, которые замок и разрушили. Хотя кто знает – может быть, в книгах и не всё написано.
- Я хочу посмотреть, - решительно заявила Бланка. - Там, кстати, можно будет и на отдых остановиться.
Согласно переглянувшись, вся компания начала спускаться с пригорка, взяв курс на развалины.
- У этой крепости, - продолжил Эдмунд, - дурная слава началась задолго до того, как тут дхарги появились. Множество историй рассказывается, в том числе и про последнего барона Грэйнсторма – звали его вроде как Раухинг.
- Ты, похоже, всё у меня знаешь, - улыбнулась Алиенора. - Расскажи…
- Да нет, не всё. Но историю дворянских родов более или менее хорошо себе представляю. Миртен меня заставлял чуть не наизусть всё это заучивать. Расскажу, дайте только с коня слезть, а то я себе уже мозоли натёр – не знаю, как оставшуюся дорогу выдержу.
Вблизи замок представлял собой величественное, но безжизненное зрелище. Заросли кустарников и плюща, огромные обвалившиеся куски крепостной стены, окружённые высохшим и уже совсем неглубоким рвом, который друзья преодолели по широкому мосту; из-под копыт лошадей вниз сыпались обломки камней. Крепость не отличалась большими размерами; у всех сохранившихся строений, за редким исключением, не было крыш и деревянных перекрытий; под ногами то и дело шуршали ящерки. Друзья слезли с лошадей и, привязав их к покосившейся каменной балке, принялись неспешно бродить по двору, глазея по сторонам.
- Скучища, - произнёс Гуго, - ничего интересного. Так чем прославился этот барон Раухинг?
- Своей нечеловеческой жестокостью, - сказал Эдмунд. На пару с Томасом помогая обеим девушкам, он пробирался через завалы к донжону. – Я читал, например, что он любил играть в карты…
- Действительно, изувер, - хмыкнул Гуго.
- Слушай… однажды, когда он сидел в подвальном помещении башни со своими собутыльниками, отчего-то погасли факелы, которые освещали залу – может, от порыва ветра, а скорее всего, от небрежности слуг. Так он приказал этих самых слуг приковать к колоннам, облить лампадным маслом и поджечь, а потом под дикие вопли несчастных продолжил игру… Сейчас мы, наверное, эту залу увидим, если её не засыпало.
- Бог ты мой… - пробормотал Томас. – Дикарь какой-то. Знаешь, не особо хочется то место искать.
Девушки согласно покачали головами.
- Так это ещё не всё. У него была дочь. Так вот: эта дочь полюбила простолюдина из соседней деревни. Они втайне от отца обвенчались, причём церемонию совершил местный старичок-священник, который почему-то счёл этого молодого человека весьма достойной парой для будущей баронессы. А когда Раухинг узнал об этом, он приказал казнить обоих, точнее, начать приготовления к казни. Священник прибежал к нему и то ли пристыдил, то ли пригрозил карой богов, и заставил Раухинга поклясться, что тот никогда не разлучит влюблённых, обручённых перед алтарём. Барон поклялся, а когда священник ушёл, он приказал их обоих привязать спина к спине, на цепи опустить в один засохший колодец, а отверстие замуровать. Священнику он после этого, посмеиваясь, заявил, что клятву свою не нарушил – он же их не разлучил. А, наверное, через год после этого замок подвергся нападению дхаргов и сам Раухинг погиб при штурме.
- И поделом ему, - нахмурившись, сказала Бланка.
- А другие дети у него были? – спросила Алиенора. – Или он так свою единственную дочку…
- Не помню, - произнёс Эдмунд, - но, знаешь ли, Леа, - слегка усмехнувшись, он искоса посмотрел на свою сестру, - у него брат родной был. А тот по материнской линии приходится нам каким-то там предком. Он - то ли родной, то ли двоюродный прадед нашей матушки, Фьоры Риэннон.
Алиенора поморщилась.
- Очень мило. Спасибо. А я-то думаю, отчего это я иногда сержусь на кого-то без причины. Вот оно что – наследственность.