Наследство Карны

И тут бабушка, совсем как на чердаке, подняла руки и, кружась, словно танцуя, побежала через двор к уборным. На бегу у нее с ног упали домашние туфли, но она не обратила на это внимания!

Было холодно. В тени еще лежал снег. Но бабушка его даже не заметила. Обычно только Карна бегала в уборную в нижнем белье. Теперь их было двое.

Карна стояла в ночной сорочке и смотрела на бабушку.

— А у нас слышна музыка морских волн! Почти всегда! — осмелев, крикнула она.

— Я знаю, я скучала по ней в Берлине! — не оглядываясь, крикнула бабушка.

Карна засмеялась. Она побежала в свою комнату, нашла карту и обвела пальцем кружок вокруг Берлина, который ей показал папа. Она-то знала! Но ведь и бабушка должна была это знать? В Берлине нет моря! Как же там люди попадают из одного места в другое?

Бабушка пришла к ней в комнату и огляделась.

Увидев красное платье, которое всегда лежало на стуле матушки Карен, если только Карна не уносила его на чердак, она подошла и погладила его. Потом, напевая незнакомую Карне мелодию, приложила платье к себе.

В комнате было очень светло. Свет лился со всех сторон. Карна держалась за спинку кровати, но это было неудобно — в спинке не было отверстий, в которые можно было бы просунуть пальцы.

Бабушка вдруг сняла халат с кружевами, положила его на кровать и вскинула красное платье над головой. Когда юбка коснулась пола, огненный луч рассек голову бабушки.

— Не надо! Бабушка! — громко крикнула Карна.

Бабушка пылала! Ей было невыносимо больно. Карна услыхала свой вопль. И все исчезло.

Еще не открыв глаз, она почувствовала щекой бархат бабушкиного платья. Как в первый раз на чердаке. И сразу поняла, где она, хотя голос, звавший ее, был папин.

Она лежала на коленях у бабушки. Рядом стояла Анна с кружкой воды. Бабушка была очень бледная. Губ почти не было видно. Вот что значит горе! Ведь перед тем как Карна упала, губы у бабушки были полные. А теперь Карна их не видела, она просто знала, что они есть.

Ей часто казалось, что она видит мысли взрослых. Особенно мысли Анны. Словно кто-то обидел Анну и не раскаялся. Наверное, о таких грехах пастор и говорил в церкви.

Карна услыхала слово «бром», этот бром папа уже давно перестал давать ей, потому что из-за него она засыпала сидя, как старуха.

С открытыми ртами они тыкались в нее, как рыба в крутые скалы. Они то закрывали рты, то открывали и говорили: «Бром». Одну каплю. У нее появился неприятный привкус во рту, и она уже не узнавала самое себя.

Лицо бабушки исчезло. Но еще до того бабушка взглянула на Карну как на чужую.

Может, Карна перестала быть Карной, но они еще не поняли этого? Может, все боятся ее, только не смеют в этом признаться? Боятся, потому что она видит то, о чем они не говорят?

Карна устала от этих мыслей. Ужасно устала. Лиф ее платья был насквозь мокрый.

Бабушка приподняла ей голову, чтобы она могла напиться. Напившись, Карна закрыла глаза и унеслась прочь.

Два раза она просыпалась, чувствуя что-то необычное. Бабушка сидела возле кровати и смотрела на нее. Оба раза она улыбалась.

— Это я, бабушка…

Наконец к Карне вернулась речь:

— Ты не должна ходить на чердак!

— А я туда ходила?

— Да, но больше не ходи.

— Почему?

— Там опасно. Ты можешь сгореть.

Глава 3

Дина несколько раз ездила в Страндстедет. Отправляла телеграммы и письма, наносила визиты.

Андерс был занят своими делами. Он всегда был дома, когда приезжали гости, и не отказывался выйти в гостиную, если его звали. Но у него были свои дела. Явные, как сама неизбежность.

Перед приездом Дины у Андерса было три дня, чтобы подумать о своих надеждах. Немного. Но достаточно, чтобы разбить часть из них и вымести обломки.

Конечно, он надеялся, что Дина заметит его. Но по ней этого не было видно. Она была дружелюбна, приветлива, и только. Он уже начал готовить себя к тому, что она вскоре снова уедет. Ее приезд был для него загадкой.

Через две недели она неожиданно явилась к нему в контору при лавке. Первый раз они оказались наедине друг с другом. Он пригласил ее сесть, предложил выпить, как, бывало, предлагал своим торговым партнерам.

Дина села, но с выпивкой, сказала она, лучше повременить. Ей надо поговорить о Рейнснесе. О деньгах и бухгалтерии.

Андерс надел очки и нашел договоры и счета, чтобы она посмотрела сама. С этим было быстро покончено, не то что в прежние дни.

Дина не жаловалась. Они вообще почти не говорили, пока она, заложив карандаш за ухо, читала холодные цифры. Он видел, что она считает в уме, проверяя его. Покончив с этим, Дина сказала почти весело:

— Выглядит жутковато!

Андерс снял очки и ненадолго прикрыл глаза.

— Могла бы найти себе управляющего получше, чем Андерс Бернхофт, — ядовито сказал он.

— Я с тобой не согласна.

— Вот как?

— Ты сделал все, что было в твоих силах. С новыми временами шутки плохи. Страндстедет в любом случае задушил бы Рейнснес. После того как у нас отняли пароходную экспедицию и почту, конец был неизбежен.

— Ты говоришь, как Олаисен. Но «Лебедя» мне пришлось продать, потому что мне были нужны деньги.

— Если тебе были нужны деньги, то только для Рейнснеса, — сказала Дина.