«Наверное, было тяжело потерять семью, не иметь возможности общаться открыто с родными, исполняя запрет собственной матери». В глазах заметила некий проблеск, его до сих пор печалило это. А ей было до крайности любопытно узнать чуть больше о бабке, бессердечная фигура раззадорила и притягивала секретностью, но расспрашивать больше не стала. Ему и так было не по себе из-за разговоров о ней, это откровенно было написано на лице. Она облокотилась о мягкое кресло и под укачивания поезда, и завывания ветра за окном, который боролся с разыгравшейся метелью, уснула. Сон оказался крепким, целительным, глубоким, с проблесками хождений по неизведанным местам, встреч с неизвестными людьми, странного, золотого сияния и ощущения радости.
«Бродяга» запрыгнул на колени, и она вздрогнула всем телом от неожиданности. «Комок шерсти совсем обнаглел!». Она посмотрела на отца, который мирно сопел, скрестив на груди руки, и потрепала по голове кота, ласково бодавшего в ответ. За окном появились горы на горизонте, а впереди ожидал мост, растянувшийся на многие километры, проходивший сквозь них. Пропасть, раскинувшаяся под мостом, поражала глубиной и бескрайним снежным покрывалом. Поезд слегка сбавил скорость, как бы предупреждая пассажиров о том, что участок дороги опасный и полон поворотов. Она завороженно смотрела в окошко, не заметив, как достигли нужной станции.
Кот, растопырив лапы в разные стороны, не желал вновь помещаться в контейнер, но выхода не было. Люди неспешно покидали места. И они также, не торопясь, вышли из вагона, разминая затёкшие в пути ноги. Вокзал Люцерна был не таким впечатляющим и не сравнится с размахом столицы, но оказался чистым, аккуратным и более современным. Они шли по платформе, отец взял на себя обязанность таскать её багаж. Выглядело это довольно мило. Воздух был свежим, бодрящим, прохладный ветерок дул в лицо, солнце клонилось за горизонт.
— Твой дядя Стефан должен нас встретить. Но он всегда опаздывает. В этом я даже не сомневался, — ворчал отец, являясь по натуре личностью педантичной. Похоже, дядя был слеплен из другого теста. — Не слушай его россказни дорогая. Он бывает до неприличия надоедлив и всегда любил фантазировать. Иногда мне кажется, что он не видит разницы между выдумкой и реальностью. — «Забавно. Значит, дядя Стефан единственный в нашей семье у кого есть фантазия?».
Издалека, вначале платформы, махал высоченный, худой мужчина в шапке ушанке, выкрикивая что-то, чего они не могли расслышать. Из-за этого прохожие шарахались от него по сторонам. Отец закатил глаза и замычал. Несомненно, он любил брата, но скорее всего в глубине души, и размер глубины определить было пока что невозможно.
— Кристоф, братишка! Сколько лет! — он чуть не снёс с платформы отца, запрыгнув на него и весело расхохотавшись идеальной, белозубой улыбкой.
— Ну, хватит! Ты привлекаешь к нам внимание! — сетовал отец, хмурясь и кривя лицом, а глаза выдавали искреннюю радость.
— Да ну, перестань! Плевать на них! Я так рад! Столько лет мы не виделись, брат! Да, и скрываться нам больше незачем, — понизил он тон на последнем предложении. — Ах! А это юная Катарина! Приятно познакомиться! Ты так красива, дорогая! Именно так я тебя и представлял! Просто копия своего отца! Надеюсь, ты не унаследовала от него ворчливость? — радостно спрашивал он.
— Мне тоже очень приятно, — улыбнулась она.
— Умная девочка! — он хлопнул её по плечу, немного не рассчитав, и тысячу раз извинился, пока выходили с территории вокзала в город.
Возле здания ожидала массивного вида иномарка с огромными колёсами и удлинённым кузовом. Стефан закинул чемоданы и отворил двери, оставив нараспашку.
— Прыгайте! Сейчас всего пять часов. Поедем к нам пообедаем и потом рванем в нотариат. Время есть. Заодно сбросим багаж и усатого. Вы же у нас остановитесь? Скажи да, братишка, — заискивающе вопрошал он.