Наследство хуже пули

– Почему вы меня постоянно на «ты» именуете? – спокойно возмутился следователь. – Нет, вы определенно адвокатствуете. Надо узнать, зачем вам это нужно… Ваш расклад с трупными пятнами при помощи пульпации можно выбросить на помойку, Метлицкий. Давайте прекратим странные распри и займемся общим делом, майор. Я сделаю такой шаг первым и заверяю, что решительно согласен с раскладом по времени. Смерть Холода наступила между одиннадцатью и двенадцатью, и спорить с вами я не вижу оснований. Мальчик звонил в пять часов девять минут – и против этого также нечего возразить. Вы все правильно рассчитали. Итак, я сделал первый шаг к дружбе, – Бабушкин решительно поправил очки и поджал губы. – Но и вы уж тогда, будьте любезны, пойти мне навстречу. Сколько времени нужно, чтобы прикончить Холода и вернуться в Шарап? Пятьдесят минут на хорошей машине, не сильно превышая скорость! Таким образом, Мартынов имел возможность дважды съездить в Новосибирск и вернуться обратно для того, чтобы быть заведенным на свое судно какими-то «козлами».

Метлицкий шумно выдохнул воздух и стал мерить шагами кабинет. Покой он нашел у окна, но это был покой физический. В душе его клокотала лава, она мешала сосредоточиться и начать правильно рассуждать. Он знал Мартынова и готов был поклясться, что знал его хорошо. Бывают обстоятельства, в которых нутро человека выворачивается сразу, и суть его, добрая или непорядочная, становится откровением для всех. Он видел Мартынова в деле, он не сомневался в его принципах. Этот человек мог потерять память, но не разум. Если же склоняться на сторону рассуждений ордынского следователя, то выходило, что вернувшийся на родину эмигрант спятил или сорвался с цепи, что, впрочем, одно и то же.

– Немыслимо все это…

– Что вы сказали?

– Вы определенно не слышите, Бабушкин. Следствие старческого увядания. Что-то у вас рано началось… Но все симптомы, к сожалению, налицо. Ладно, черт с вами… – Метлицкий растер лицо руками, справедливо рассудив, что приказ о подчинении себя Бабушкину подписывал не он, а значит, и спрашивать будут не с него. – Чем мы займемся сейчас?

– Все зависит от того, как быстро вы вспомните, где в последний раз попрощались с Мартыновым, – не задумываясь, сказал Бабушкин и снял ненужные очки.

«Это не marasmus senilis, – мысленно добавил он к своему ответу Метлицкому, – это опыт, майор. Иначе с этим молодым поколением и старательным, но недалеким руководством никак нельзя. Вы меня сообща совсем без пенсии оставите…»

Глава 16

Мартынов следил за событиями, стараясь в них не вмешиваться. Понимая, что под тремя стволами людей, готовых на все ради выполнения задания великого босса Малькольма, его ум и умение выживать совершенно бесполезны. Он спокойно следовал указаниям Вайса и, так же как и женщина, молчал. Что он мог придумать… На берегу Вайс отправил одного из своих людей, Томсона, кажется, за машиной, и они сидели в здании речного вокзала на деревянных сиденьях. Закричать «на помощь»? Или подозвать сотрудника милиции? Даже если бы этот сотрудник не был убит, он был бы покалечен. А если милиционеров окажется больше, то люди Вайса и сам Вайс отойдут в тень и будут следить за происходящим… А Мартынова повяжут и предъявят катер с тремя трупами на борту. Следствие и выяснение правды – это уже вопрос второй. Главное, что он несколько месяцев, а то и год будет за решеткой. Так лучше здесь, на воле, ждать возвращения памяти. Вне стен тюрьмы всегда есть шанс сработать по своему плану, не ориентируясь ни на режим, ни на привычки «дубаков», ни на помощь сокамерников.

Томсон пригнал джип, это был уже второй джип за сутки, из чего следовало догадываться, что командировочные, выданные бригаде Вайса, велики и Малькольм надеется только на благоприятный исход дела.

Андрей удивился не тому, что они прибыли в гостиницу, а тому, что администратор улыбнулся ему и кивнул как старому знакомому. Бросив взгляд по сторонам, Мартынов понял, что этого дружеского жеста ни Вайс, ни люди его, поглощенные больше наблюдением за событиями в холле, не заметили. Отметив для себя факт знакомства с администратором как некий положительный момент, Мартынов проследовал на третий этаж, шествуя между девушкой и Уилки, который замыкал эту очень странную колонну.

Номер был просторен и прохладен. Андрей добрел до окна, рассмотрел площадь, раскинувшуюся перед ним, обернулся…

И почувствовал в голове невероятную тяжесть. В глазах вспыхнуло пламя, и последнее, что запечатлело его сознание, был крик женщины, оборванный обмороком, и саднящая, тошнотворная боль в затылке.

– Живой?

– А что ему сделается? Пять лет на профессиональном ринге, а перед этим пятнадцать – на любительском.

Пламени уже не было, была тошнота и привкус меди на губах. Разлепив веки, Мартынов стал свидетелем странной картины. Он сидел на гостиничном стуле, прихваченный скотчем вдоль ножек и подлокотников. В таком же положении напротив сидела женщина. Рот ее тоже был заклеен, видимо, Вайсу не пришелся по душе ее голос. Глаза женщины были полны слез, и в них царил ужас.