Наследство колдуньи

Словно подтверждая его догадку, зал наполнился песней, похожей на пение воды в источнике. Звуки полились со всех сторон, стоило молодой женщине поднять над головой флакон, украденный в свое время у принца Джема.

* * *

Их локти соприкоснулись. Простая оплошность? Ни он, ни она не были в этом уверены, но как только это случилось, оба повернули головы и посмотрели друг на друга.

— Ты оказалась далеко от дома, малиновка, — сказал он и улыбнулся.

— Я всюду дома, если ты рядом.

Спасибо мэтру Жаниссу за это, — отозвался Матье; и, как и раньше, надул щеки и подмигнул, подражая славному повару.

Она улыбнулась. Он обнял ее за плечи. Она не отстранилась.

Как думаешь, у нас с тобой есть шанс?

Слезы мелким дождем полились из глаз Альгонды. Дадут ли им этот шанс? «Да!» — кричала ее душа. «Да!» — кричало сердце. Она знала, что именно для того, чтобы справиться со всеми бедами, ее и наделили силой Древнейших. И все же, захваченная бурей чувств и переживаний, она молчала.

— Мне было плохо без тебя, малиновка! Но во мне до сих пор живет ненависть.

Он поднял ей подбородок и задержался взглядом на дорожках слез, катившихся по щекам. Подавил в себе желание стереть их поцелуем.

— Я всегда буду сомневаться. Ну, в том, что я отец Элоры.

— А я — нет.

Он кивнул. Похоже, этого ответа ему было достаточно.

— Но что будет делать дама, которой ты тут стала, со мной, сервом?

Альгонда кусала губы. Сейчас или никогда.

— Я не стала дамой, Матье. Я родилась феей, и Мелюзина, навязавшая мне свою волю, не имеет к этому никакого отношения.

* * *

Муния вынула из пирамидального флакона пробку и вставила его в углубление, казалось бы, специально для него и выточенное в камне. Потом обернулась к Ангеррану.

— Подойди!

Несколько шагов — и он встал рядом с Мунией, спиной к стеле. По мере того как лунный свет освещал содержимое флакона, духи превращались в высокие силуэты. Пение зазвучало громче. Пальцы Мунии и Ангеррана переплелись. Оба давно перестали мерзнуть, а теперь, когда от камня у них за спиной вдруг начало исходить тепло, им стало жарко. По щекам молодой женщины текли слезы. Именно эта комната привиделась ей, когда она подбежала к Ангеррану. Похожая была изображена на карте, которую показывал ее отец. Ей было предначертано попасть сюда! Сама судьба побудила ее украсть эту маленькую синюю пирамидку! Ее, египтянку, наследницу фараонов, чтобы она помогла душам гигантов перейти наконец в загробный мир. С гордостью и любовью смотрела она на них, освещенных лунным светом, который проходил сквозь синее стекло и серебряные арабески оправы, рисуя на стенах странные символы. Ангерран еще сильнее сжал ее пальцы. Он тоже видел, как тени превращаются в силуэты людей.

Сначала оформились тела, потом — лица. Женщины и мужчины… Такие рослые, с такими высокими лбами, что Ангеррану приходилось поднимать голову, чтобы встретиться с ними взглядом. И тогда, следуя примеру Мунии, он опустился на колени. Он боялся их там, на равнине, а ведь они были преисполнены одной лишь любовью… И ему было ужасно стыдно за то, что он обнажил против них свой меч.

* * *

Матье встал, стоило Альгонде произнести несколько первых слов, впервые упомянуть о Марте.

— Здесь мы не останемся! — тихо и серьезно проговорил он, подавляя в себе чувство беспокойства.

Он бегом увлек ее за собой в сад, подальше от замка, туда, где деревья росли так густо, что заросли кустарника терялись в их тени. Туда, где никто не мог их подслушать. Он понял — то, что предстоит рассказать Альгонде, навеки соединит их судьбы. И не хотел, чтобы у этого события были свидетели. Даже такие, как луна…

Альгонда присела рядом с Матье у корней огромного дуба и все ему рассказала. Все — начиная со своего падения в Фюрон и кончая ласками Филиппины, не забыв упомянуть и о своей связи с ястребом. Альгонда ничего от него не скрыла. Она хотела, чтобы он был волен в своем выборе. Волен любить ее, принимая ее природу, ее бремя, ее душевные раны и надежды. Волен ненавидеть за прошлые поступки, плотские забавы, дурные побуждения. Волен остаться или уйти. Когда молодая женщина наконец замолчала и опустила голову ему на плечо, она почувствовала себя освобожденной. И более сильной. Что бы ни случилось. Более сильной, что бы он ни решил…

Потому что это было самое ценное доказательство любви, которое она могла ему предоставить.

* * *

По мере того как флакон наполнялся лунным светом, исходящее от него свечение становилось гуще, интенсивнее, и им пришлось прищуриться, чтобы увидеть, что перевоплощенные гиганты кивками указывают им на стену, в которой не было прохода. На ней отражалась та грань флакона, на которой не было серебряной кружевной оправы.

— Идем! — снова приказала Муния и повела Ангеррана за собой.