Наследство колдуньи

Жак де Сассенаж вошел в кабинет аббатисы, но от предложения присесть отказался, опершись спиной о средник оконного переплета. Теперь не могла сесть и мать-настоятельница, иначе у нее обязательно появилось бы чувство, что барон, горделивый и статный, подавляет ее. Она прислонилась бедром к столу, чтобы дать немного отдыха ногам, и посмотрела на своего гостя.

— Я вас слушаю, сын мой, — сказала она куда любезнее.

Когда эта потаскушка Сидония была далеко, она чувствовала себя лучше.

— Я знаю, преподобная матушка, что вы не любите мою супругу, и у вас на то есть свои причины. И все же мне хотелось бы, чтобы вы относились к ней с большим снисхождением.

Жак де Сассенаж вынул из жилетного кармана письмо и протянул настоятельнице.

— Я знаю, что вы руководствовались лучшими мотивами, наказывая Филиппину. И что ваша строгость продиктована искренней привязанностью к моей дочери. Я вам за это благодарен.

Аббатиса была приятно удивлена. Распечатав бумагу, она скользнула по ней взглядом. Это была нотариально заверенная дарственная. Помимо земель, речь шла о значительной сумме.

Это изъявление признательности со стороны барона, однако, не улучшило ей настроения, даже наоборот: если

Жак де Сассенаж полагает, что может с помощью денег и подарков заставить ее замолчать, он ошибается.

— Ваша щедрость делает вам честь, мессир, и от имени общины аббатства Сен-Жюс де Клэ я могу только поблагодарить вас. Однако это не изменит моего отношения к Сидонии. Вы знаете, что я всегда говорю, что думаю. В прошлом поведение этой женщины было таково, что я считаю ее недостойной такого мужчины, как вы, недостойной занять место Жанны. И я искренне полагаю, что она не сможет подать пример нравственного поведения вашим дочерям…

Жак даже бровью не повел. Он был готов к этой суровой отповеди. Аббатиса же продолжала со вздохом:

— Я не удивляюсь, что, вопреки обыкновению, вы решили не спрашивать моего совета перед тем, как жениться на ней. Теперь она — ваша супруга, и мне остается только смириться. Я буду относиться к ней с уважением, которое мне должно испытывать по отношению к вашей жене, но не просите меня о большем, и если позволите дать вам совет, позаботьтесь, чтобы ваши дочери…

Она умолкла на полуслове. На лестнице послышался топот нескольких пар ног. Кто-то спускался с верхнего этажа. Аббатиса побледнела как полотно. Она инстинктивно бросилась к двери и открыла ее в тот самый момент, когда на пороге кабинета показалась монахиня, присматривавшая за Жанной де Коммье в ее отсутствие. Аббатисе пришлось отпрыгнуть, иначе монахиня сбила бы ее с ног.

— Что случилось? — спросила она.

— Идемте скорее наверх, матушка! Жанна…

Заметив в нише между окнами барона, на лице которого читалось неудовольствие, монахиня покраснела от смущения. Было ясно, что своим появлением она помешала важному разговору.

— Простите, я не…

Однако настоятельница уже пришла в себя. Решительно выдворив бедняжку в коридор, она закрыла за собой тяжелую дверь кабинета. Не успела она заговорить, как сверху донесся крик, а вслед за ним — стук в запертую дверь.

— Она словно с ума сошла, мадам! — запинаясь, проговорила монахиня.

Сердце аббатисы сжалось, ей стало трудно дышать. И все же она попыталась собрать все свое мужество. В распоряжении у нее были считанные минуты, ведь барон непременно станет ее расспрашивать…

— Что случилось?

— Она стояла у окошка и пела, как обычно, а потом вдруг замолчала и уставилась вниз. А потом набросилась на меня и стала кричать, чтобы ей отдали его назад… — Голос монахини опустился до едва слышного шепота. К тому же сверху снова послышался крик. — Чтобы ей отдали ее лицо!

* * *

— Так значит, по твоим словам, ей стало плохо после родов, — заключила сестра Альбранта. Они с Филиппиной уединились в комнате целительницы, чтобы им никто не помешал наговориться всласть. Дочь барона поспешила рассказать ей о недуге Альгонды.

— Да, сестра Альбранта! Малышка родилась чуть раньше срока, она маленькая и худенькая, и без матери, боюсь…

Ком встал у нее в горле, и Филиппина не смогла договорить. Она посмотрела на монахиню умоляющими, полными слез глазами. Альбранта встала со скамейки, подошла к шкафчику, в котором хранились ее настойки и притиранья, и открыла его. Однако ей на глаза не попалось ничего подходящего, и она сокрушенно покачала головой.

— Жизнь в монастыре — увы! — предохраняет нас от недугов такого свойства. Не думаю, что я смогу ей помочь.

За спиной у нее послышались рыдания. Удивленная Альбранта обернулась и увидела, что Филиппина плачет, уронив голову на скрещенные на столе руки. И отчаяние ее совершенно искреннее… Монахиня поспешила к своей подопечной. Она присела на скамейку рядом с девушкой, обняла ее и прижала к себе.

— Ну-ну, успокойся, моя крошечка! Почему ты так убиваешься? Конечно, из твоих писем я поняла, что ты очень привязалась к своей горничной, но я и не думала, что она так тебе дорога… Посмотри-ка на меня! Ну же, Елена! Посмотри на меня!

Филиппина подняла лицо.

— Я не хочу ее потерять, сестра Альбранта! — с трудом выговорила она сквозь слезы.