Наследство любимой тещи

Лысый с Хоттабычем вроде бы отвлеклись от своего занятия и прислушивались к разговору.

– Если вы про того парня, что к Нинке захаживал, то это внучок ее!

– Он ее и прикончил! Гад!

Саша оторопел:

– Внук? Вы хотите сказать, внучка?

– Уж парня от девки я как-нибудь отличу, – фыркнул Хоттабыч. – Хотя про нынешних парней зарекаться нельзя. Но этот был точно парень. Щетина на щеках, кадык на шее, все при нем, одним словом, гад!

– Но у Нины не было никакого внука.

– Ну, может, это он нам так представился, чтобы мы от него отстали.

– А имя?

– Сказал, что звать его Валерой.

– Как? – ахнули Саша с Мариной в один голос. – К Нине приходил Валера?

Саша поспешно достал смартфон с фотографией Валеры.

– Вот этот?

– Вроде бы сходство есть, – невозмутимо произнес Лысый, не глядя на фотографию, пока Хоттабыч с любопытством изучал лица самих сыщиков и на фотографию Валеры тоже не смотрел. – Только тот с бородой был, а этот бритый.

– С бородой! Как у вас?

– Где ему до моей красоты! Такую бороду годами растить надо. У него накладная была.

Внезапно на морщинистой физиономии Хоттабыча появилась загадочная ухмылка, словно бы веселый старикан задумал очередную каверзу.

– А еще врал Валера насчет своего имени. Уж не знаю, как его звать-величать на самом деле, а только не Валера – это точно.

– Почему?

– Да сколько раз мы его окликали, а он и ухом не вел. Мы ему в спину: «Валера, Валера!», а он молчок.

– А должен был отвечать?

– Вот тебя как звать?

– Саша.

– Ну, если вон в том углу сейчас кто-нибудь крикнет: «Сашок, подь сюды!» – ты же оглянешься?

– Конечно, я подумаю, что меня зовут.

– Вот, о чем и речь. Ты оглянешься, потому что ты Саша и есть, а этот «Валера» никакой он не Валера был, потому что внимания на свое имя не обращал. Конечно, если лицом к лицу с ним стоять и Валерой его назвать, то он отзовется. А иначе – нет.

– И часто он приходил?

– Почитай, каждый месяц заглядывал.

Сам Хоттабыч заглядывался на Марину, а она была серьезно настроена на диалог с Лысым и кокетничать со старичками, как тем очень хотелось, вовсе не собиралась.

– Вы упомянули, что псевдо-Валера мог быть причастен к смерти Одинцовой?

– Он Ниночку прикончил! До его прихода она в тот день очень хорошо себя чувствовала. А как он ушел, так она – брык! Упала, задергалась и конец! Пена только на губах выступила.

– И что? Было расследование?

– Какое там! Никто ничего не предпринял. Даже полицию не звали. Померла старуха, и ладно. Баба с возу, кобыле легче. Мигом другую бабку на ее место взяли.

– А что же остальные члены семьи бабушки? Они ничего не предприняли?

– Кто?

– Внучка, например? Ирочка… Она не приходила?

Хоттабыч, который долго хранил молчание, тут не выдержал и вмешался:

– А вы по какому поводу интересуетесь жизнью Нины? Кем вы ей приходитесь?

Пришлось объяснить, кто они такие. Старики слушали внимательно и с видимым интересом.

– Вон оно, как в жизни бывает, – крякнул Хоттабыч. – Богачкой наша Нина оказалась. Говорил я тебе, Петька, женюсь! А ты меня отговаривал. Придурковатой ее называл. А хоть бы и так. Женился, да и ходил бы я теперь гоголем. Небось шестьдесят миллионов на дороге не валяются, а были бы они сейчас у меня в кармане. И Нина жива была бы!

– Или вас обоих бы прикончили, – заметила Марина. – Нину убили. Внучку-наследницу тоже уже увезли с концами. Могли бы и с вами что-то похожее сотворить.

Но Хоттабыч не желал расставаться с прекрасной иллюзией.

– Все из-за тебя! – бурчал он на приятеля. – Это ты меня из зависти отговорил от выгодной женитьбы!

Лысый лишь головой покачал.

– Побойся Бога, Лешка! Нинка не в себе была! Она тебя всякий раз другим именем называла. Только мужей и зятьев, за которых она тебя принимала, я у нее не меньше пяти человек насчитал. А еще какие-то люди, которые жильцами у нее были. Ты не един в трех лицах, ты у нее един в ста лицах получался!

– Как бы она меня ни называла, – задумчиво произнес Хоттабыч, – а про шкатулочку никогда не забывала попросить.

Саша насторожился:

– А что за шкатулка?

– Этого я не знаю. Но на ее счет у Нины прямо идея фикс была. Как к ней ни подойдешь, если она разговаривает, то обязательно шкатулочку попросит ей принести.

– Какую?

– Ну, такую… беленькую, а другой раз красненькую, а иногда деревянную или вовсе из конфеток. Не в себе Ниночка наша была, такую околесицу иной раз несла, что уши вяли. Мы уж у нашего Бориса Михайловича спрашивали много раз, почему он ее в другой пансионат не переведет, ведь ясно же, что Нине специальная медицинская помощь нужна. Только сдается мне, что Борис Михайлович имел собственный интерес, чтобы Нину у нас держать.

– Какой же?

– А вот такой.

И Хоттабыч выразительно потер большой и указательный пальцы правой руки, словно пересчитывая невидимые купюры.

– Поняли? Пансионат у нас хоть и бюджетный, но попасть сюда не так-то просто. Нет, кому-то удается и так, но за многих платят. А за Нину наш дражайший Борис Михайлович, сдается мне, двойную цену брал.

В этот момент Лысый рассердился на приятеля:

– Не знаешь ведь ничего толком, так и не болтай!