Ее неизбежный конец мог бы оказаться другим, если бы мой отец не был таким, каким он был, но он был рыбаком и часто находился вдали от дома, а вернувшись с моря, успевал потратить заработанное раньше, чем добирался до двери нашей хибарки. Он был французом, ему нравилось веселиться и сорить деньгами. Он иногда привозил мне из Бретани игрушки, а однажды привез имбирный пряник с Нормандских островов. Это уже потом он начал приносить домой джин, но, с тех пор как мать бросила стирку ради ярких ставней веселого дома на Шримп-стрит, он пил все больше и больше, пока ему не перестали предлагать работу на рыбачьих шхунах. Мне было девять лет, когда он умер. Он упал в канаву, и его переехал экипаж. Мать не присутствовала на его нищенских похоронах, потому что к тому времени сама была больна и двумя неделями позже умерла в работном доме.
Впоследствии, в Евангелической миссии во имя спасения падших женщин, я узнала, что такие женщины, как моя мать, как правило, не доживают до старости.
Но я не была похожа на нее. Я хотела много работать, так много, чтобы появилась возможность уехать от воняющей рыбы, смрада кривых улочек и застоявшегося духа желтозубых гаванских крыс. Местные дамы, которые занимались благотворительностью, придерживались мнения, что меня надо поместить в приют, но я считала иначе. Я помыла голову, выстирала белье и платье, одолжила ботинки поприличней и отправилась в замок Менерион, самый большой дом в Сент-Ивсе.
Мне невероятно повезло: там недоставало судомойки. На это место брали чистеньких, аккуратных девушек без опыта.
– Очень уж ты маленькая, – сказала экономка, добрая женщина, – но кажешься сообразительной девочкой, и если обещаешь работать как следует…
И я работала не за страх, а за совесть! В замке Менерион я провела почти девять лет и смогла пройти путь от корыта для мытья посуды до буфетной, а в конце концов доросла и до места горничной. Даже леди Сент-Энедок, хозяйка дома, стала замечать мое старание, а экономка предрекла, что если у меня не закружится голова от успехов, то я далеко пойду.
Когда мне исполнилось пятнадцать, я отпраздновала свою самую большую победу: меня назначили личной горничной старшей хозяйской дочери, мисс Шарлотты, которая была всего на год старше меня. Я должна была следить, чтобы были в порядке ее чудесные платья, укладывала ей волосы, и самое главное – вела с ней разговоры. Никогда прежде не доводилось мне разговаривать с леди подолгу, и вначале я очень стеснялась, но мисс Шарлотта была мягкой и непретенциозной, и вскоре я преодолела свою робость.
К тому времени я научилась правильно говорить, по крайней мере настолько правильно, насколько могла научиться девушка моего положения, и, что еще более ценно, усвоила хорошие манеры и поднаторела в этикете высших классов. Вскоре после того, как я начала работать в замке, я подружилась с дворецким; узнав, что моя заветная мечта – когда-нибудь стать экономкой, он сказал, что ни одна служанка не может надеяться получить такой пост, не умея читать, писать и считать, и преподал мне основы арифметики и письма.
Мисс Шарлотта тоже помогала мне учиться читать, она отдавала мне модные журналы, которые ей присылали из Лондона, а позднее разрешила брать романы из своей библиотеки, и я читала их у себя в комнате. Еще она дарила мне платья, которые не собиралась больше носить. Как ни странно, мои неприятности начались именно из-за щедрости мисс Шарлотты. Я надела одно из ее старых платьев на вечеринку для прислуги по случаю Рождества; должно быть, выглядела я в этом наряде хорошо, потому что кавалеры приглашали меня на каждый танец, но, когда я отправилась по какому-то поручению в господское крыло, случилось ужасное. Я встретила хозяина дома, сэра Бертрама Сент-Энедока, и он, опьяневший от чрезмерной дозы рождественского вина, ясно дал мне понять, что, как и лакеи, находит мое платье привлекательным.
Мне удалось довольно ловко ускользнуть от него, но я не на шутку встревожилась. У меня не было желания заниматься подобными глупостями. Я была амбициозна и достаточно умна, чтобы понять, что путь к успеху вовсе не пролегает через постель сэра Бертрама. Я всего лишь хотела сохранить положение горничной мисс Шарлотты и, возможно, когда-нибудь стать экономкой. Я не стремилась походить на свою мать, которая считала, что путь к комфорту и безопасности гораздо проще. Кроме того, сэр Бертрам казался мне отвратительным стариканом, и мысль о том, чтобы поддаться его неуклюжим ухаживаниям, ничуть не вдохновляла меня.
К несчастью, леди Сент-Энедок стало известно о том, что я отвергла ухаживания ее мужа, и вскоре после моего восемнадцатилетия мне было приказано упаковать свой скарб и убираться на все четыре стороны.