— Но почему? — спросил он изумленно.
— Потому что он будет напоминать мне родной дом, — ответила Маша уже не просительно, а зло. — И давайте больше ничего не обсуждать.
— И правда, — вставила Света, — если Маша так хочет, почему бы ей не занять дом деда? Я присоединюсь к Виталию, и мы поможем вместе.
Воронцов молчал несколько секунд, словно обдумывая ответ, потом резко и неожиданно стукнул кулаком по столу. Звякнули хрустальные бокалы, снова выглянула испуганная Гуля. Кофе выплеснулся из турки на белоснежную льняную скатерть.
— Этого не будет никогда, — он произнес фразу как аксиому. — Никогда, слышите? Я не позволю тебе вернуться в прежние условия.
— Условия не прежние, — Света снова попыталась вклиниться, но он зыркнул на нее злыми глазами:
— Это мое окончательное решение.
Маша вскочила, уронив стул.
— Значит, здесь имеют значения только ваши решения? — Она менялась на глазах, снова становясь наглой, распущенной, прошедшей огонь, воду и медные трубы девкой. Черные волосы повисли сосульками, черносливы метали молнии, лоб прорезала морщина. — Вы отдадите мне этот дом, ясно? Или катитесь ко всем чертям, папочка!
Виталий пристально смотрел на нее, и в его душе снова зашевелилось чувство, что в этой девушке нет ничего воронцовского. Внешне она ничем не напоминала людей, сидевших с ней за одним столом. Ну, а уж характером…
В ее коротких репликах, которыми она выстреливала в Воронцова, как из пулемета, не было уважения ни к его возрасту, ни к его желаниям. Он для нее был и оставался никем, потому что и она не чувствовала в нем родного человека. И все же анализ ДНК показывал родственную связь. Вот как бывает в жизни. От ее горячего напора Вадим Сергеевич стушевался.
Виталий ожидал, что сейчас он пойдет на попятную, но, к его изумлению, дядя остался непреклонным.
— Нет — это значит нет, — констатировал он. — И больше этот вопрос не обсуждается. Хорошо, двушку я пока не покупаю, раз никто не собирается в ней жить. Давайте пить чай или кофе, в конце концов.
Маша схватила со стола тарелку, уронив на пол белоснежную салфетку, и с грохотом разбила. На паркете появились царапины, кусочки фарфора разлетелись по комнате, как льдинки.
— Я буду жить в этом доме, — упрямо повторила она, и ее лицо исказилось ненавистью. — Ненавижу, когда мне перечат. Или до свидания, родственнички.
Громов так и не понял, почему обычно добрый и легко идущий на компромисс с родными Вадим Сергеевич не сдался. Возможно, он не любил, когда перегибают палку.
Виталий ни разу не видел, чтобы кто-нибудь это сделал. Кажется, Маша стала первой. Дядя, кивнув Гуле в знак благодарности — бедная женщина бросилась убирать осколки, — налил себе чаю и как ни в чем не бывало продолжил:
— Мое решение здесь действительно закон, девочка. Не хочешь этого признавать, будешь устраивать истерики — скатертью дорога. Насильно здесь я никого не держу. Речь вообще-то шла о том, что вы не уживаетесь со Светой. Она первая заговорила о доме — что ж, пусть он достается ей. Ты либо останешься со мной, либо уйдешь в двушку, либо возвратишься в свой Приморск. Естественно, без денег я тебя не оставлю. Естественно, мне было бы по душе, чтобы вся семья жила хотя бы в одном городе. Но мне не нужны потрясения, тем более из-за пустяков. Итак, что ты решила? В этом доме знают, что я очень редко меняю свои решения.
Виталий не сводил с Марии напряженных глаз. Он видел, как ей трудно совладать с собой (в таких случаях девушка, наверное, прибегала к выпивке), как она борется с тем, чтобы вторую тарелку не запустить отцу в голову.
Тем не менее ей удалось взять себя в руки, она опустилась на стул, выдавила улыбку, больше похожую на оскал, и произнесла елейным голосом:
— Вы правы. Простите меня, пожалуйста. Не знаю, что на меня нашло. Я заплачу за тарелку. Конечно, я должна остаться с вами. Нам многое нужно рассказать друг другу. Пусть сестра занимает старый дом. А я буду приезжать к ней в гости, и надеюсь, наши отношения наладятся.
Детектив чувствовал — сказывался опыт работы в полиции, — что покаянное выступление насквозь лживо, как и эта девчонка.
Ладно, худой мир лучше доброй ссоры. Бедному дяде они сейчас совсем не нужны.
А еще Виталий видел, что Марии зачем-то нужен дедовский дом. Вот только зачем? Не затем же, чтобы разводить на участке овощи и продавать их. Вообще странная девочка, даже очень. Нужно бы за ней последить.
В ее голове явно бродили какие-то нехорошие, темные мысли, ему казалось, Маша способна на любую выходку. Даже причинить зло тем, кто распахнул перед ней объятия. И он этого не допустит. Никогда…
— Виталик, да о чем ты думаешь? — Погрузившись в себя, молодой человек не слышал, что говорила ему радостная Светка. — Ты поможешь мне навести порядок у деда? Не откажешь?
Он покачал головой:
— Ну, разумеется, нет. Мало того, я намерен пожить там хотя бы недельку. Дед всегда был для меня загадкой, и разгадать ее — по крайней мере, наш долг.
Сестра захлопала в ладоши: