Наследство разоренных

Сгорел правительственный санаторий на берегу у моста, где отец Бути сфотографировал злополучную бабочку, горели дома лесников, правительственные здания, сгорел дом племянницы премьер-министра. Переговоры зашли в тупик, и заряды взрывчатки вызвали лавины и оползни. Калимпонг задыхался.

*

Женщины едва отваживались высунуться на улицу. Мужчины дрожали в своих четырех стенах. Патриоты могли схватить кого угодно как полицейского шпика, полиция готова обвинить первого попавшегося в содействии бунтовщикам. Передвигаться на колесах опаснее, чем пешком, машину могут окружить и похитить, хорошо, если без хозяина. Проще пробираться пешком, прыгая в заросли при малейших признаках опасности. Да и заправочные станции все закрылись.

*

Повар пытался найти успокоение в мудрствованиях типа: «Все приходит и все уходит, за плохим последует хорошее», — и подобных. Но эти вечные истины его не убеждали и не утешали. Более того, его переполняла уверенность, что предстоят новые потрясения, еще хуже предыдущих. Бижу… Где его Бижу? Он вздрагивал при каждом звуке.

Снабженческие функции свалились на Саи. Она выискивала лавку с приоткрытой зад ней дверью, где можно было приобрести горстку арахиса и несколько яиц, пытливым взглядом оценивала шансы купить у кого-нибудь из соседей цыпленка.

Основным поставщиком провизии в Чо-Ойю стал огород. Впервые они питались исключительно местной продукцией. Далда сааг, бхутия дания,тыквы, нингро,сыр чурбии бамбуковые побеги: грибы, покрывшие склоны после обильных дождей. Весь Калимпонг питался грибами, наполнившими воздух своим пряным ароматом.

*

Однажды, вернувшись домой с килограммом аттаи несколькими картофелинами, Саи снова обнаружила перед верандой две жалкие фигуры.

— Сжальтесь, сахиб… — Жена и отец пострадавшего пьяницы.

— Ой-ой, — в ужасе воздел руки повар, — баап ре,зачем вы пришли?

Понятно зачем. Они существовали между законом и беззаконием, их мог ограбить любой (хотя что у них отнимешь?), они боялись всех.

*

— Зачем вы пришли? Мы никакого отношения к вашему делу не имеем. Мы вашего мужа не обвиняли. Если бы они нас позвали, мы бы сразу сказали, что это не он. Мы вообще ничего не знали, — убеждал повар. Он все же дал бы им атта,но вмешался судья:

— Не давать им ни крошки!

— Сжальтесь, сахиб. Мы не можем жить без еды. Слугами вашими вечными будем. Бог вас наградит…

— Вон!

Снова они сидят за воротами.

— Гони их отсюда!

— Джао, джао, — машет рукой повар, хотя и жалеет бедолаг, которым ползти до дома пять-шесть часов.

Они отходят подальше. Следят за собакой. Женщина толкает мужчину локтем:

— Эту собаку можно за большие деньги продать!

Собака самозабвенно внюхивается в крысью нору и не подозревает, что над нею сгущаются тучи.

*

Через несколько дней в Чо-Ойю забыли об этих надоедливых попрошайках.

Они и не напоминали о себе. Появились скромно, в ворота не ломились, поднялись по ущелью джхораи затаились в кустах. Собака шныряла по территории, проверяя знакомые запахи, знакомясь с новыми. На запах пришельцев она отреагировать не успела. Двое бросились на нее и сжали крепкими натруженными руками.

Судья принимал ванну, повар сбивал масло. Саи лежала в кровати, ядовито шепча Джиану: «Скотина, воображаешь, буду по тебе рыдать?» Никто ничего не заметил.

Шамку обмотали веревкой и сунули в мешок. Мужчина кинул мешок через плечо, и они удалились тем же путем. Проделали долгий путь, пересекли реку, преодолели склоны, добрались наконец до глухой деревушки вдали от мощеных дорог.

— А вдруг найдут? — беспокоился свекор.

— Так далеко они не пойдут, ехать сейчас не на чем, — резонно возразила женщина. — Они ни имен наших не знают, ни деревни. Они нас ни о чем не спрашивали.

Даже полиция не поинтересовалась, кого она сделала инвалидом. Уж собаку-то искать они точно не станут.

Собака упитанная. Они пощупали ее сквозь мешок. Что-то за нее можно получить.

— А то, может, оставим, щенками торговать будем…

Мечты! Где ж им знать, что к Шамке в свое время пригласили ветеринара, когда она впервые стала привлекать внимание местных хвостатых кавалеров.

— Выпустить?

— Пусть посидит пока. Гавкать начнет…

Глава сорок пятая

«Галф Эйр» ползет, как черепаха, но пассажиры довольны. Макушкой в потолок, носом в колени — они возвращаются домой. В тесноте, да не в обиде.

Хитроу. Все выползают размять ноги. Уголок аэропорта, оставшийся от времен, когда никакой авиации еще не было. Уголок для рейсов Третьего мира, подальше от чистой публики, которая может уютно вытянуть ноги, переключить каналы индивидуального телевизора. Белозубая улыбка, распахнутый компьютер на коленях, сандвич с мудреным именем — даже и не поверишь, что Их Эфемерность клозетом пользуются, что у Них под кожей такая же красная живая кровь, а глаза тоже способны выделять слезы.

Франкфурт. Ночевка в гигантском сарае. Тысяча душ распростерты, как в морге, даже лица прикрыты от резкого света люминесцентных ламп.