Гримм Инна решила не накладывать, только припудрила лицо. Для репетиции сойдет. Прошло уже пара минут, как помощник режиссера предупредила по внутренней связи о начале прогона третьей картины, а она все сидела перед зеркалом, глядя на собственное отражение. Симпатичная шатенка, которой, увы, дашь ее двадцать девять лет. Правильные черты лица, большие выразительные глаза, которые всегда нравились режиссерам. Но в них сквозит усталость. Не конкретная, которая появляется после бурной бессонной ночи и легко исцеляется бокалом вина или сигаретой с травкой, а общая, продиктованная вечным, устоявшимся распорядком дня и отношением к жизни. Инна прикоснулась к пикантной мушке чуть ниже левого глаза. Несколько раз врачи предлагали ее убрать. Инна колебалась: то соглашалась на операцию, то отказывалась, но в конце концов решила не избавляться от такого индивидуального отличия. Возможно, ее чуть портят широкие скулы, доставшиеся в наследство от казахской бабушки по отцовской линии. Но в какие-то моменты именно эти скулы могут иметь решающее значение. Например, если ей предложат роль наложницы какого- нибудь шаха из сериалов о восточной жизни, которые так любят снимать сегодня. Впрочем, об этом можно было только мечтать. Инна уже давно отчаялась получить роль в кино. Сначала она рассылала свое портфолио на все студии страны и удивлялась, как это режиссеры могут ее не замечать? Ведь она подходит на роль главной героини сериала гораздо больше, чем выбранная ими актриса. Потом удивляться перестала и молчание киностудий воспринимала как должное.
Да и вообще, жизнь Инны Беловой не удалась. А как хорошо все начиналось. Мечты об актерской карьере, Щукинское училище, в которое она поступила с первого раза. Запах кулис и первые шаги по сцене. Похвалы руководителя курса Нины Борисовны Дворецкой, которая предрекла Инне большое актерское будущее. И чем все закончилось?
Служба в театре, в котором она должна сражаться за каждую главную роль. Рутина ежедневных репетиций. Спектакли. Выезды в подшефные школы и на заводы. Личная жизнь, которую добрая подруга Вика Мороз называет «нерегулярной и без особых восторгов». Легко ей шутить. Хотела бы Инна посмотреть, как шутила бы Вика, не будь у нее всех этих сериалов, принесших ей всенародную известность.
Инна сняла с манекена парик с черными жесткими завитушками и водрузила его на голову. В обрамлении черных кудрей тонкие черты ее лица приобрели какой-то неприятный оттенок. Точно на соленую селедку намазали клубничного варенья.
– Моей любви не выразить словами, – с чувством продекламировала она фразу из роли, которую должна была репетировать. – Вы мне милей, чем воздух, свет очей. Ценней богатств и всех сокровищ мира. Здоровья, жизни, чести, красоты…
Только такому психу, как Володарский могло прийти в голову надеть на Гонерилью этот черный кудрявый парик. Инна заикнулась было, что выглядит в нем как болонка, которую забыли искупать после прогулки, но Володарский, как всякая посредственность, дорвавшаяся до самостоятельной постановки, был непреклонен. Он, видите ли, видит образ коварной дочери короля Лира только таким. И она смирилась. Пусть делает что хочет. Все равно ни эта роль, ни последующие не принесут ей ни славы, ни денег. А если так, то к чему спорить?
В дверь коротко стукнули. Это, конечно, помощник режиссера Любочка Воронцова пришла поинтересоваться, почему Гонерилья еще не на сцене.
– Скоро буду готова, Любочка! – крикнула Инна. – Мне нужна еще пара минут.
Но стук повторился. Инна удивилась, стащила с головы парик и крикнула: «Вой дите!»
Наверное, Ада была последней, кого ожидала увидеть в своей грим-уборной Инна Белова. В последний раз они виделись на выпускном вечере почти десять лет назад. Потом изредка перезванивались. Инна приглашала Аду на встречи выпускников, но та никогда не приходила. В какой-то момент Инна поняла: у бывшей лучшей подруги жизнь не складывается, и гордая Ада не хочет предстать перед подругами в роли жалкой неудачницы. И перестала звонить. И вдруг!
Ада вошла в гримуборную, сбросила на пол пальто, которое Инна одним взглядом оценила тысячи в три долларов, и бросилась на шею подруге.
– Инка, родная моя!
– Моя цыганочка!
Женщины сплелись в объятии в центре тесной гримуборной. Инна оторвала от себя подругу и внимательно ее оглядела. Дорогое пальто – явно не случайная покупка. Туфли баксов за пятьсот, платье от какого-то модного дома, сумочка тысячи за полторы, если, конечно, не подделка, духи… Инна даже не поняла, что это. Хотя понятно, что французского происхождения и очень дорогое. В первый момент Инна подумала, что подруга наконец выбилась из нужды и пришла похвастать этим после долгих лет забвения.
Ада кивнула на афиши.
– Звезда ты наша. Читаю о тебе в газетах и горжусь, что сидела с тобой за одной партой.
– Скажешь тоже, звезда! – отмахнулась Инна, хотя такое признание простого зрителя было ей приятно. Правда, понять, о каких газетах говорит Ада, она не могла, но решила не развивать эту тему.