Мы отправились в Ричмонд во время прилива. А мне хотелось, чтобы барка замедлила ход, чтобы мы подольше не возвращались во дворец, где она, такая бледная, выглядывает в окно, высматривает, не плывем ли мы обратно.
— Что же мы натворили? — уныло повторяет Екатерина Эджкомб.
Глядит на стройные башни Ричмондского дворца, а скоро нам придется взглянуть в глаза королеве Анне, выдержать ее честный взгляд. Она же прекрасно знает, почему нас целый день не было, знает, что мы отправились сегодня в Лондон лжесвидетельствовать против нее.
— Мы сделали то, что нам полагалось. И может быть, спасли ей жизнь, — упрямо твержу я.
— Так же, как ты спасла жизнь своей золовке? Как спасла мужа? — резко, негодующе спрашивает Екатерина Эджкомб.
— Не хочу об этом говорить. — Я даже отвернулась. — И думать не хочу.
АННА
Расследование длится уже два дня, решают, законен наш брак с королем или нет. Мне очень страшно, но на самом деле это просто смешно — торжественное собрание разбирает только что придуманные улики. Результат известен заранее. Все церковники у короля на жалованье, а истинно верующие болтаются на виселицах вокруг Йорка. Разве станет король слушать, что им движет только похоть, что его манит лишь хорошенькое личико? Ему бы на коленях молить о прощении за грехи и немедленно признать наш брак. Но продажные священники в угоду хозяину уже готовы вынести решение: я была помолвлена, следовательно, не имела права выходить замуж, наш брак объявляется недействительным. Надо помнить — это не самый плохой выход, могло быть гораздо хуже. Обвини меня король в прелюбодеянии, доказательства тоже бы нашлись.
К причалу подходит барка без опознавательных знаков, Ричард Берд спрыгивает на берег, не дожидаясь, пока привяжут канат, глядит в сторону дворца, замечает меня. Машет рукой, быстро проходит по лужайке. Он занятой человек, надо торопиться. Я медленно иду ему навстречу. Вот и настал конец моим мечтам, никогда я не буду доброй королевой Англии, любящей мачехой детям, хорошей женой плохого мужа.
Молча протягиваю руку, он молча подает принесенное письмо. Это конец моего девичества, конец всех стремлений, всех мечтаний. Конец царствования. Может быть, конец жизни.
ДЖЕЙН БОЛЕЙН
Кому бы в голову пришло, что она так расстроится? Рыдает, будто влюбленная девчонка, этот ее жалкий посол сидит рядом, гладит по руке, бормочет что-то по-немецки, словно старая облезлая курица. Ричард Берд, простак простаком, стоит рядом, пытается важничать, но все равно похож на умирающего от смущения мальчишку-школьника. Вручил королеве письмо на террасе, но у нее ноги подкосились — пришлось перенести бедняжку в спальню. Теперь послали за мной, а она все рыдает, не может остановиться.
Умыла ее розовой водой, поднесла к губам стакан бренди, она затихла на минутку, поглядела на меня, глаза заплаканные, красные, как у кролика.
— Он отказывается от нашего брака. — У нее почти нет сил говорить. — Джейн, он от меня отказывается. Он заказал мой портрет самому мастеру Гольбейну, он меня выбрал, попросил приехать, послал за мной, привез ко двору. Не взял за мной никакого приданого, женился на мне, лег со мной в постель, а теперь отказывается от меня.
— И чего он хочет? — торопливо задаю я вопрос. Хочу знать, сопровождают ли Ричарда Берда солдаты, собирается ли он ее сразу увезти.
— Хочет, чтобы я не противилась решению суда. Обещает мне… — Она снова разрыдалась на слове «отступное». Какой молодой жене приятно слышать такие слова. — Обещает справедливое соглашение, если я не причиню никаких хлопот.
Я взглянула на посла, нахохлившегося, словно петух. Перевела взгляд на Ричарда Берда.
— Что бы вы посоветовали королеве? — спросил меня Берд. Похоже, он не такой уж дурак, знает, кто мне платит. Я буду петь мелодию Генриха, хоть на два голоса, хоть на все четыре, уж в этом можно не сомневаться.
— Ваша милость, — ласково начала я. — Тут ничего не поделаешь, надо подчиниться воле короля и приговору суда.
— Я так не смогу. — Она доверчиво взглянула на меня. — Он же хочет, чтобы я сказала: я уже была замужем, прежде чем с ним обвенчалась, а значит, мы не женаты. Но это ложь.
— Ваша милость, — шепнула ей на ухо, чтобы никто другой не слышал, — обвинения против королевы Анны Болейн тоже с этого начались, сначала расследование, затем суд, а потом и плаха. Обвинения против королевы Екатерины Арагонской тоже так начались, расследование и суд длились шесть лет, в конце концов она осталась совсем одна. Умерла в ссылке, почти нищей, без друзей, вдали от дочери. С королем не поспоришь. Если он вам предлагает соглашение, любое, принимайте скорее.
— Но…
— Если вы его не освободите от брака, он от вас все равно избавится.
— Но как?
— Вы же сами знаете.
— Что он мне сделает? — Хочет услышать мой ответ.
— Убьет вас, — без промедления выпаливаю я.
Ричард Берд отошел подальше — пусть потом не говорят, что он это слышал. Посол глядит на меня в ужасе.