Наследство рода Болейн

Герцог ушел, пора и мне восвояси, но я все медлю. Здесь тихо, никто не смеет сюда входить. Сажусь за стол, в деревянное кресло главы дома, высокое, с резной спинкой, голова неудобно и пребольно упирается в герб Говардов. Я воображаю, что умер не Георг, а дядюшка и мой муж стал главой семьи; теперь мое место по праву здесь, за столом, рядом с ним. Мы бы тут обсуждали наши планы и замыслы. Высоко бы вознесли семейство, воспитали бы детей. Брат и невестка королевы, дети — кузены будущего монарха. Георг уж верно стал бы герцогом, а значит, я была бы герцогиней. Богатая, влиятельная семья. Состарились бы вместе, муж ценил бы мои мудрые советы и горячую верность. Я бы обожала его страстный нрав, красоту и цепкий ум. Он бы ко мне привязался, обязательно привязался в конце концов. А Анна с ее капризами ему бы надоела. Со временем он бы обязательно понял, что нет ничего лучше верной любви и верной жены.

Но Георг мертв, и Анна мертва, оба умерли раньше, чем оценили меня по достоинству. Из всех троих выжила я одна, единственная, кому есть дело до наследства Болейнов. Вот я и сижу в этом кресле, мечтаю о том, чтобы они были живы, представляю себе наше несостоявшееся величие, а передо мной одиночество и старость, мелкие интриги, унижение и смерть.

ЕКАТЕРИНА

Вестминстерский дворец, апрель 1540 года

Перед обедом иду в покои королевы, и вдруг кто-то легонько дергает за рукав. Наверно, Джон Бресби или Томас Калпепер. Со смехом оборачиваюсь — мол, дайте пройти, а это, оказывается, король. Поспешно присела в реверансе.

— А, вы меня узнали?

Он в плаще, в широкополой шляпе — думает, никто не догадается. Конечно, я не сказала: «При дворе вы толще всех, как не узнать. Шесть футов роста и не меньше четырех в обхвате — таких больше нет. И от кого еще несет плесенью?» Нет, я говорю:

— Ваша милость, я узнаю вас всегда и везде.

Он делает шаг вперед, он без свиты, это необыкновенно. Обычно вокруг него не меньше шести человек.

— Как вы меня узнали?

Я придумала маленькую уловку — воображаю на месте короля душку Томаса Калпепера, любимого моего Томаса Калпепера. Отвечаю так, чтобы очаровать Томаса, улыбаюсь, как Томасу, говорю с королем, как с Томасом. Поэтому у меня получается:

— Не смею сказать, ваша милость, — так же легко, как: «Не смею сказать, Томас».

— Нет, скажите!

— Не могу.

— Скажите, милая Екатерина!

Это может продолжаться целый день. Меняю тон.

— Ах, мне стыдно.

— Тут нечего стыдиться, радость моя. Скажи, как ты меня узнала.

И я отвечаю, по-прежнему думая о Томасе:

— Это запах, ваша милость. Нежный цветочный аромат, жасмин или роза, а к нему примешивается запах разгоряченного скачкой коня, и еще пахнет кожей и морем.

— Я так пахну? — В голосе удивление.

С ужасом понимаю — удар попал в цель, хотя на самом деле от ноги несет гноем и он часто пускает газы — из-за запоров. Он всегда носит с собой ароматические шарики — хотя бы самому не так противно, но должен же он догадываться: от него воняет.

— Для меня — так. — На самом деле я вспоминаю чистый запах темных кудрей Томаса Калпепера — сладкий жасмин, кожа, соль.

Опускаю глаза, облизываю губы — слегка, никакой вульгарности.

— Я всегда узнаю вас по запаху.

Берет меня за руку, притягивает к себе.

— Девочка моя любимая!

Испуганно вскрикиваю, но смотрю прямо на него, словно жду поцелуя. Все это довольно противно. Он ужасно похож на бабушкиного дворецкого из Хоршема — такой же старый. Мне в дедушки годится — губы трясутся, глаза слезятся. Конечно, он король, самый могущественный человек в мире, я люблю своего короля. И дядюшка наобещал новых платьев, если сумею его завлечь. Но не очень-то приятно, когда старик обнимает тебя за талию, тыкается носом в шею.

— Дорогая девочка! — Слюнявый поцелуй холодит мне кожу. Брр, словно рыба поцеловала.

— Ваша милость, позвольте мне пройти.

— Я никогда тебя не отпущу!

— Ваша милость, я честная девушка.

Это срабатывает. Он разжимает объятия, я отступаю, король хватает меня за руки, хорошо хоть за пазуху не лезет.

— Екатерина, ты прелесть.

— Честь для меня — прежде всего.

Он крепко сжимает мне руки, снова притягивает к себе.

— Будь я свободен, вышла бы ты за меня? — спрашивает король совсем просто.

Ничего себе скорость! От удивления не могу вымолвить ни словечка. Молча хлопаю глазами — то ли молочница, то ли дойная корова.

— Замуж? Как это, сир?

— Мой брак не настоящий.

Он опять прижимает меня к себе, рука обвивается вокруг талии. Хочет задурить мне голову, затащить в уголок и залезть под юбку. Я продолжаю вырываться, он продолжает уговаривать:

— Мой брак не имеет законной силы. По многим причинам. Королева была помолвлена и не имела права выходить замуж. Совесть не позволила мне вступить с ней в святой союз. В глубине души я знаю — она принадлежит другому.

— В самом деле?

Он что, совсем дурой меня считает? Разве можно в это поверить?

— Я слышу голос совести. Бог говорит со мной.

— С вами говорит Бог? Правда?