Вдова вздрогнула и отвела взгляд. Никогда она ему не была матерью. И даже мачехой. При Евстафии юноша еще сдерживал свое недовольство новой женитьбой отца, а вот после его смерти показал свое к ней отношение во всей красе. И не сказать, чтобы инкнесса не понимала его — понимала, ведь видела, что Мережской сыну внимание не уделяет, но ее ли в том вина? Муж и ей не особо занимался. Понимание причин поступков пасынка однако не отменяло того факта, что Катерина не могла простить ему его постоянную злобу, агрессивное поведение и обидные, очень болезненные порой высказывания. Иногда ей удавалось сохранить маску безразличия, иногда нет, но видя, как он радуется ее страданиям, не получалось у нее простить ему его бесчувственность.
Мережская глубоко вдохнула.
— Служить ему нравиться. Потому что чин этот ему купил отец, а, следовательно, это практически его прощальный подарок. К тому же Николай амбициозен, он жаждет проявить себя, прославиться, а Великокняжеский корпус лучшее для этого место. Ему нравится, когда его жалеют и когда его хвалят. По сути он просто недолюбленный мальчик, который получал мало внимания в детстве.
Кате хотелось добавить «злой мальчик», но она не стала. Ради памяти мужа. Еще спустят на ребенка всех собак. А он, пусть и злой ребенок, но совсем не преступник. И отца любил.
— Мальчик? — усмехнулся Гастин. — Он на три года всего лишь младше вас.
Мережская пожала плечами.
— Мужчины взрослеют позднее.
— Считаете женщин умнее?
— Считаю, что у женщин нет выбора взрослеть или нет.
«Не маленькая уже!» — говорил Евстафий. А ей хотелось быть маленькой. Чтобы обняли, согрели, укрыли одеялом, рассказывая забавную историю…
Муж никогда не засыпал в ее кровати. Иногда он на нее злился, иногда ей гордился, но не любил. Она знала, что не любил. То, что он приходил ночью, никак с любовью связано не было. Берег. Давал деньги. Но не сидел у ее постели, когда она болела, не интересовался ее делами, он вообще по сути не знал ее. Впрочем, когда она заболевала в детстве, родители тоже к ней не приходили, как и брат с сестрой. Только старая Нита развлекала ее древними легендами, обтирала влажным полотенцем, носила ей с кухни бульон в большой красной чашке…
— Вряд ли ваш последний вопрос относится к делу, — заметил Михаил. Гастин ему не ответил.
— Хорошо, инкнесса. Как пасынок относится к вам?
— Он не одобрял этот союз, — честно призналась вдова, — но отца уважал и слушался.
Даже не лез к ней с издевками, если Евстафий был рядом. А теперь приструнить юношу было некому. Жаль, что Аглая не может с ним справиться и мальчик растрачивает свою жизнь на спиртное и времяпровождение в сомнительных кварталах.
— Это все, что вы можете сказать?
— Да.
Ее ответ не удовлетворил следователя. Станислав отобрал у Юрия папку с бумагами, немного покопался в ней, вытащил один из рукописных листов и протянул Мережской.
— Не хотите почитать?
Вопрос был задан так требовательно, что Екатерина насторожилась.
— Что там?
Михаил взял бумагу вместо нее и внимательно ее изучил.
— То, что о вас рассказал нам Николай. — пояснил капитан. — Разве вы не желаете ознакомиться?
— Нет, — резко ответила вдова, с неприязнью смотря на следователя. Тот в ответ рассматривал ее. Катя почувствовала себя подопытной мышкой, наподобие тех, на которых в соседних государствах ставят опыты в своих лабораториях маги. Впрочем, говорят, некоторые мышками не удовлетворяются. Вроде как на юге даже недавно кого-то судили за опыты над людьми… Впрочем, их Лакория соседствует с Илендией, где в свое время проводила чистку Инквизиция, и вследствие столь близкого соседства чародеев у них немного. Хотя в последнее время вроде как Великнесс очень даже заинтересовался их способностями.
Но это отношения к делу не имеет.
Девушка отбросила лишние мысли и встала.
— Если это все, позвольте откланяться.
— Как вам угодно.
У Михаила забрали бумагу. Талькин на прощание схватил ладонь инкнессы и долго тряс, потом опомнился, покраснел и отпустил. Катя на всякий случай спрятала руки в складки юбки.
— Светлой стороны.
— И вам, графиня.
Екатерина проводила недовольным взглядом покидающих гостиную посетителей и устало опустилась на диван.
— Почему вы не сказали про записки? — спросил Михаил.
— Не поверят, — вдова устало потерла виски.
— Плохо себя чувствуете?
— Нет. Все нормально. Просто голова. Пройдет к обеду.
— Распустите волосы. Легче станет. Проверено на Лизе.
Вдова нерешительно коснулась пучка.
— Нехорошо как-то…
Михаил попытался вспомнить прически провинциальных и столичных дам.
— По-моему в этом нет ничего не прилично. К тому же вам идет.
Катя покраснела и тут же убрала руку от головы.
— Так привычнее.
Климский подвинулся ближе к ней и начал вытаскивать из ее волос шпильки.
— Вы бледны, словно вот-вот в обморок упадете. Сделайте своему организму поблажку.
Вдова застыла, боясь пошевелиться. Чужие руки порхали над ее головой, щекой она ощущала дыхание Михаила.
— Вы не похожи на доктора или парикмахера, — заметила она смущенно.
— Считайте, что я устроился на полставки работать вашим другом.
Сердце затрепыхалось непозволительно радостно.