— Зато я о вас знаю гораздо больше! Подумайте об этом на досуге, честный вы наш. «Климский — камень!» — так про вас говорят в вашей захудалой провинции? Интересно, а рассказывали ли вы госпоже Мережской о вашем скромном участии в Кайенском деле? Нет? Оказывается, вы не столь искренни с предметом своей страсти? Что уж говорить о других!
Скрипнула дверь спальни. Зычный голос Гастина разнесся по коридору:
— Юрий! Где ты шатаешься?
Секретарь подмигнул юристу и поспешил на зов начальства. Едва он скрылся в Катиных апартаментах, как из комнаты Николая шаркающей походкой вышел доктор. Мрачный Михаил с ним любезно поздоровался.
— Доброе утро.
— Светлой стороны.
— Как юноша?
Здоровьем наследника юрист интересовался исключительно из вежливости, однако ответ доктора его изрядно удивил.
— В тело попала малая доза, так что жить будет. Денек его еще полихорадит, пока яд полностью покинет организм, а там пойдет на поправку.
— Яд?
— Да. Волчий дурман. Кому из гражданского следствия я могу отдать заключение?
Михаил открыл дверь в Катину спальню. Старенький доктор, потрясая листком бумаги прошел внутрь, юрист последовал за ним.
Екатерина сидела на кровати, обняв себя за плечи. Выглядела она донельзя растерянной. Гастин стоял рядом с ней, держа на раскрытой ладони небольшой цветной пузырек.
— Флакон ваш?
— Наверное…
— Это не ответ! Ваш или нет?
— У меня были духи в похожей бутылочке. Но я не смогу точно вспомнить, каким цветком она была украшена.
— То есть вы хотите нас заверить в том, что еще вчера вечером это не стояло на вашем столике?
— Да. У меня мало духов, запомнить не сложно, что где находится.
— Вы знаете, что внутри?
— Конечно, нет.
— Волчий дурман, инкнесса.
Вдова вздрогнула. Михаил тоже.
— Вы можете что-нибудь добавить к сказанному вами?
— Нет.
— Графиня, нам необходимо, чтобы вы проехали с нами. Это не арест. Пока. Просто необходимо уладить кое-какие формальности.
— К-конечно…
Катерина выглядела настолько подавленной, так обреченно она соглашалась со всеми требованиями следствия, что Михаил просто не мог не встать на ее защиту.
— Я поеду с ней.
Станислав обернулся к наглецу и смерил того крайне недовольным взглядом.
— В этом нет нужды.
— Я юрист. Любой имеет право на квалифицированную юридическую помощь. Вы не можете мне отказать.
— Как вам будет угодно. Инкнесса, у вас десять минут.
Капитан взял пытающегося ему что-то втолковать врача под руку и покинул комнату. Талькин, оглядываясь на Екатерину, словно ждал, что она его позовет, вышел следом. Когда дверь за ними закрылась, Мережская прошептала, пряча глаза:
— Спасибо.
— Я обещал быть вам другом, — напомнил Михаил. Вдова слабо улыбнулась.
— Я помню. И все же вы не обязаны взвалить на свои плечи все мои проблемы. К тому же…если вы мне не верите. Не врите. Я знаю, вы сомневаетесь, и не осуждаю вас. Искать истину — ваша профессия. Иногда я сама…сомневаюсь.
— В чем?
— Во всем. В себе в первую очередь. Порой мне кажется, что вы мне просто снитесь… Не волнуйтесь, вы добрый гость моего сна. Пожалуй, единственный друг. Простите, я несу какой-то бред. Вы идите. Мне надо одеться, господа следователи ждут.
Взволнованный ее откровением, Михаил послушно вышел.
То, что она о нем сказала — это хорошо или плохо?
Часть 9
В отделе гражданского следствия их пару не столько расспрашивали, сколько пугали. Пытались развести их по разным комнатам, но Катерина так вцепилась в любезно предоставленную ей руку Михаила, что увести ее куда-либо подальше от юриста можно было, только отпилив ему конечность. В свою очередь Климский был преисполнен решимости не оставлять полагающуюся на его помощь женщину в одиночестве и, как не юлили допрашиватели, он последовательно отвергал все их требования и предложения, умело ссылаясь при этом на действующие законы государства. Его осведомленность и упорство изрядно бесили Гастина, хоть тот и старался вида не подавать. В итоге все свое внимание капитан перенес на вдову, задавая ей одни и те же вопросы до бесконечности. Катя дрожала, непроизвольно сжимала руку Михаила и пыталась отвечать следователю максимально подробно. Тот хмурился, кривился, переспрашивал, пытаясь запутать вдову, в итоге злился и начинал повышать голос. Катя в такие моменты вздрагивала и прятала взгляд, словно действительно была в чем-то виновата, а Михаил встревал в разговор и, начиная очередной спор, переводил внимание допрашивающего на себя. Так повторялось до бесконечности.
Наконец Гастину надоело грозно сводить брови, и он милостиво отпустил их домой. Едва за инкнессой закрылась дверь, как из другой в кабинет следователя вошел Арефьев.
— Кто подложил, догадался?
Станислав недовольно стукнул по столу.
— Да что гадать. Пасынок. Ну, молокосос! Целый план разработал. Даже отравиться не побоялся! Лишь бы мачеху отправить на плаху.
Начальник сел на стул, где недавно ерзал сосредоточенный и злой провинциальный юрист. С безупречной репутацией, между прочим.
— Милый мой капитан, в жизни и не такое бывает. К тому же нам этот спектакль на руку: двоих точно можно вычеркнуть из списка подозреваемых.
Станислав устало потер переносицу.