— Она не узнала, — сообщил он упавшим голосом. Нет, не то, чтобы он лелеял какие-то надежды или иллюзии насчет этой женщины, но…когда-то она клялась ему в вечной любви…целовала его вопреки нормам приличий…обещала…то, что не выполнила. Разве это не закономерно, что бывшая невеста его не признала? Это в ее характере, уж ему-то пора это уяснить.
Екатерине захотелось расплакаться. И стереть с лица Михаила растерянную кривую усмешку, болезненно исказившую его черты. Она подошла и обняла растерявшегося мужчину.
— Я так изменился?
— Не сильно. Я же вас узнала.
— Да, ты…вы узнали…
Он стоял недвижимым каменным изваянием, и Катя не представляла, что она может сделать, дабы заставить его ожить. Она коснулась его головы, словно перед ней был ребенок, а не мужчина. Михаил вздрогнул и поймал ее пальцы своими. Взгляд его стал более осмысленным. Катерине показалось, что еще немного — и он поднесет ее ладонь к своим губам и поцелует.
Кто-то прошел по коридору.
Екатерина отпрянула, напоследок сжав руку мужчины с, пожалуй, излишней пылкостью, и выбежала из комнаты.
Диспозиция в гостиной напоминала боевую. «Обложили со всех сторон», кажется, так выражаются военные? Мать с отцом сидели на диване, Георгий — в кресле, Мария с бокалом вина устроилась у камина.
— У тебя очень нерасторопные слуги, — заметила она недовольно, с интересом оглядывая Катин наряд. Искала следы грехопадения сестры? Мятое платье, следы чернил, пятна, которые периодически появлялись на руках у Михаила и, видимо, должны теперь быть и на ней? Кате стало смешно. Уж точно не сестре судить ее поведение, даже если бы оно вышло за рамки приличий.
Катерина проигнорировала сделанное на счет слуг замечание и перешла к делу.
— Зачем приехали?
— Сядь, деточка, — мать была сама любезность. Катя демонстративно не подчинилась — отошла к окну.
— Не хочу.
— Катенька, это просто неприлично.
Слова инкнессы вызывали лишь раздражение и затаенную обиду. О собственных детях Ляпецкие думали гораздо меньше, чем о нормах приличий или обеспечении достойного положения в обществе.
— Мне все равно. Говорите, что хотели.
Инкнесса и инкнесс переглянулись. Георгий поджал губы, что действительно делало его чрезвычайно похожим на отца.
— Одичала совсем, — внес он свою лепту в разговор.
— Катенька, что с тобой? — Мария Ляпецкая встала. — Была такой хорошей девочкой! А теперь заколдовали словно!
Княгиня Ивлеева фыркнула.
— Мы ж не в Кровавом столетии живем. Выродились чародеи. Сейчас таких и не найдешь, чтоб человека заколдовать могли. Они если на что и способны — пилюли делать, да управляющие круги на самоходные кареты заговаривать.
— Не скажи, — влез брат. — Это на нашем, «северном» лепестке континента хорошего чародея не сыскать после Инквизиции. А вот говорят на Тюльпане есть целые общины.
Княгиня поморщилась.
— Тюльпан — это южный лепесток?
— Восточный.
Екатерина смотрела на разговор, ведущийся без нее, с горькой улыбкой. Вот так всегда и было. А ведь Мария когда-то могла обменять все это лицемерие на тихую жизнь с любимым человеком…
Любимым ли? Что чувствовала ее сестра тогда, шесть лет назад? Простую увлеченность? Зачем же она так рьяно поощряла ухажера, если не собиралась за него замуж? А если любила, то почему не бросила все ради любви? И как она могла его сегодня не узнать!? Даже Катя его узнала с первого взгляда! Хоть и не виделась с ним около пяти лет. Когда на втором году замужества она приехала к Лизе в гости, Михаил как раз отбыл в соседний город отстаивать интересы очередных просителей. Возможно, это отнюдь не было случайностью, но так действительно всем троим было проще.
— Катя, ты осознаешь, что этот малоизвестный человек не поможет тебе добиться наследования хотя бы половины имущества Мережского? — мать всплеснула руками. — Я тебя не понимаю! Ты вообще собираешься бороться?
Она не хотела бороться. И не умела. Ей бы сбежать от этой войны куда-нибудь подальше!
— Какая разница? — Катя пожала плечами. — Есть завещание.
— Опять завещание! — возмутилась мать.
— Вот! — Аристарх встал и показал на дочь трясущейся от ярости рукой. — Полюбуйся! А ты говоришь, «поговорить», «убедить», «по-хорошему»! Погляди на эту отлучницу! Изменницу! Предательницу! Ей плевать на наши долги, наше бедственное положение. Плевать на угасающее величие нашего рода! Я что зря отдавал ее Мережскому? Да я дождаться не мог, пока он умрет! Да если б не счастливый случай, он того гляди и еще нас пережил бы! А теперь из-за соплей этой жалкой вертихвостки мы теряем единственный шанс на обеспечение достойного существования столь древней фамилии!