– И он не был мстительным, – добавила она. – А даже если и был, мы сами виноваты, что сделали его таким. Ты что, не читал, что он пишет в своем письме? Мы верили всей той лжи, которую мама говорила нам о нем, верили, потому что были эгоистами и не хотели пропускать вечеринки своих приятелей в ЛА. Мы никогда даже не сомневались в этом. Если бы мы хотя бы иногда приезжали к нему, мы бы увидели, что он не был таким уж жутким бабником, какого из него сделала мама. Может быть, он бы рассказал нам обо всем. Может быть, он был бы счастливее. – Она закрыла лицо руками. – Не могу поверить, что его больше нет, а я так и не узнала его. И я не удивлена, что он сделал то, что сделал. Я лично считаю, мы получили по завещанию больше, чем заслуживаем.
Коннор вскочил, резко оттолкнув стул.
– Мне плевать, что написано в этих письмах. Я все равно думаю, что она как-то заставила его переписать завещание, ведь она ничем не лучше нас. Почему она должна получить больше, чем мы?
– Потому что она – хорошая дочь, – горячо возразила Слоан. – Она всю свою жизнь была рядом со своим отцом. Она посвятила свою жизнь своему отцу, и наш отец это знал! Разве мы с тобой вообще когда-то чем-нибудь жертвовали?
Коннор постоял, глядя на нее.
– Тебе придется выкупить у меня половину лондонского дома, Слоан, потому что ноги моей там не будет. – Он направился к двери.
Глядя ему вслед, Слоан поняла, что ее трясет. Дрожащими руками она вытерла слезы со щек, и вдруг заметила, что все сидящие за столом молча смотрят на нее.
– Спасибо, – сказала Фиона.
Мистер Уэйнрайт кашлянул и вытащил из-под лежащей перед ним папки, в которой лежали письма, еще одну.
– Теперь, когда мы разобрались с этим, мы бы хотели начать процесс передачи прав собственности на винодельню и прочих принадлежностей бизнеса на вас, мисс Белл. А также, Мария, у нас готовы документы на вашу виллу. Это довольно много работы. У вас обеих будет время закончить с бумагами сегодня?
Фиона и Мария переглянулись.
– У меня – да, – ответила Фиона.
– У меня тоже, – добавила Мария.
– Отлично. Тогда приступим. – И мистер Уэйнрайт раскрыл папку.
Когда адвокаты уехали, Слоан поднялась в свою спальню и свернулась клубочком в постели. Эван и Хлоя в наушниках сидели на диване, глядя в свои планшеты.
Раздался стук в дверь, и в комнату заглянула Фиона. Слоан села в постели, промокая глаза салфеткой, и попыталась взять себя в руки. Эван и Хлоя подняли глаза, взглянули на нее и снова уткнулись в экраны.
– Привет, – сказала Фиона. – Как ты?
– Ужасно, – ответила Слоан. – Но ты не думай, пожалуйста, что я плачу из-за того, что ты получила винодельню, а я нет. Я не виню тебя, и сейчас я думаю совсем не об этом. – Она увидела, что Фиона зашла в комнату.
– А о чем ты думаешь? – спросила Фиона.
– О том, что я не знаю, как сумею пережить тот факт, что всю свою жизнь я игнорировала собственного отца. Я ужасно его подвела. – Она посмотрела на Эвана и Хлою, которые не слышали их разговора. – Не знаю, что бы я делала, если бы они вели себя так же со мной. Если бы они не хотели меня видеть. И я не поступлю так с Эланом, как бы сердита на него я ни была. Я сделаю все, чтобы у детей были с ним хорошие отношения и они могли бы сами судить о своем отце, когда вырастут.
Фиона присела на краешек кровати.
– Я не знаю твоего мужа, но я вот что тебе скажу. Ему повезло, что он на тебе женился. Ты очень достойный человек, Слоан. – Она посмотрела на Эвана и Хлою на диване. – Знаешь, мой папа всегда говорил мне смотреть вперед, а не назад. Он сам должен был делать именно так, потому что оказался лишен жизни, которая была у него до аварии, когда он мог ходить и делать другие вещи – одеваться и есть самостоятельно. Но сейчас я понимаю, что это относилось и к роману моей матери, и к тому, что это разбило ему сердце и он должен был принять ответственность за свое участие в произошедшем, потому что в их браке с самого начала не все было правильно. Но в любом случае ему пришлось сосредоточиться на том, что ему надо жить даже в таком состоянии – прикованным к инвалидному креслу. – Фиона опустила взгляд. – Врачи не думали, что он проживет очень долго.
– Должно быть, он замечательный человек, – сказала Слоан. – Он пишет книги?
Фиона подняла глаза.
– Да. Он закончил свой первый роман здесь, в Тоскане, но он всегда считал, что его напечатали только из-за того, что с ним произошло. Издатель использовал эту ситуацию для рекламы книги, и поэтому она так хорошо продалась. Он написал еще две – он мог диктовать, – но они уже совсем не так продавались, как первая. Думаю, это был большой удар по его самолюбию, потому что он всегда хотел стать писателем.
– Как жаль… – посочувствовала Слоан.
– По крайней мере он нашел себя в творчестве другого рода – он писал для благотворительной организации, которую они с мамой основали для исследований травм позвоночника. Таким способом он смотрел вперед, а не назад. У него есть смысл в жизни, и он может что-то изменить. Надеяться на иное будущее для себя и стараться приблизить его. Как оказалось, именно этим он и может гордиться больше всего.