Насмешливое вожделение

Когда они остались одни, Ирэн начала рассказывать о последнем деле, которое ее наставник, проницательный судья, вел сегодня утром в суде. Осужденный ранее насильник после освобождения из заключения снова совершил изнасилование. Все в деле было очевидным, но адвокат, сволочь, пристал: почему это она села в машину, почему вообще села в машину посреди ночи? На лице Ирэн Андерсон отразился праведный гнев юриста-стажера: его не смогли осудить, — воскликнула она, пылая щеками, — хотя женщина была изнасилована, больше того, унижена. — Присяжные, — заметила она, — присяжные, случается, не замечают очевидного. Грегор знал, что присяжные не страдали от слепоты. Да и Ирэн тоже. Но говорить об этом в Америке, особенно среди порядочных людей, порядочных, либеральных, артистических натур Юга Америки не принято. Суд присяжных прекрасно знал, кто стоит перед ними — чернокожий. Ирэн была либеральной, ее артистическая среда была либеральной. Никогда, рассказывая о своих судебных делах, никогда она не упоминала цвет кожи обвиняемого или преступника. В ее артистической компании не было ни одного чернокожего, кроме одного черного джазиста во время карнавала, однако о черных никогда не говорилось ничего плохого. Вообще-то о них и об их несчастном цвете кожи совсем не говорили, об этом рассуждают реднеки. Присяжные тоже об этом не говорили. Но и без упоминания было ясно: насильник был чернокожим. Если женщина посреди ночи садится в машину к чернокожему, подвыпившему чернокожему, что было очевидно, так как от него несло алкоголем, к опасному чернокожему, что совершенно очевидно, к вышедшему из заключения чернокожему, она должна понимать, к чему это может привести. Суд присяжных не был слеп, суд присяжных был строг. Что это за женщина, которая посреди ночи садится в машину к такому очевидно подозрительному мужчине. Суд присяжных принял решение на основании неартикулированного нравственного чувства.

4

Он и она никогда не согласятся, что в ночь с понедельника на вторник было фактически совершено изнасилование. Человеческие отношения чрезвычайно сложны, и даже самые близкие никогда не скажут друг другу всей правды. Никогда! С восклицательным знаком, дорогой Фред. Даже когда они захотят все рассказать, остается что-то недосказанное. Конечно, можно избавиться от чувства стыда, банальность возвести в ранг радости и удовольствия, можно отбросить ценности морали и цивилизации, но все равно останется потаенная мысль, которую нельзя произнести вслух. Это понимает и Гамбо, художник-фотограф, изобретатель, знаток правды жизни: даже причастные к порноиндустрии в действительности не раскрываются до конца. Возможно, раскрываются даже меньше, чем все остальные. Потаенная, смутная мысль, которая ударяет в какой-то момент и которой подчиняются воля, тело, система ценностей, всё… эта мысль станет понятной много позже, когда вновь будет неминуемо непроизносима. Ее, эту мысль, можно только осуществить, но нельзя высказать.