Насморк

В восемь утра я отправился к Рэнди в превосходном расположении духа, потому что начал день с плимазина, и в носу у меня, несмотря на удушливую жару, не свербило. Гостинице Рэнди далеко было до «Хилтона». Я разыскал ее в улочке, мощенной римским булыжником, заставленной автомобилями, неподалеку от лестницы Испании. Забыл название. Поджидая Рэнди в закутке, который служил холлом и кафе, я листал купленную по дороге «Интернэшнл геральд трибюн», заинтересовавшись переговорами «Эйр Франс» с правительством, потому что мне не улыбалась перспектива засидеться в Орли. Бастовали вспомогательные службы аэропорта, но Париж пока принимал.

Вскоре появился Рэнди, не в таком уж дурном настроении, если учесть, что ночь он провел без сна. Правда, он был какой-то смурной, но ведь наше поражение было налицо. Оставался еще Париж, последняя надежда. Рэнди предложил отвезти меня на аэродром, но я отказался. Надо же дать человеку выспаться! Он жаловался, что в его номере сделать это невозможно, и мне пришлось подняться с ним наверх. Комната действительно выходила на солнечную сторону, а из двери в ванную вместо прохлады тянуло прачечной вонью.

К счастью, установился азорский антициклон с сухой погодой, поэтому, применив свои профессиональные познания, я задернул шторы, намочил их нижнюю часть, чтобы улучшить циркуляцию воздуха, пустил небольшой струей воду из всех кранов и после этой самаритянской операции попрощался с Рэнди, пообещав позвонить, если узнаю что-нибудь конкретное. В аэропорт я поехал на такси, по дороге прихватив багаж из «Хилтона», и около одиннадцати уже был там. Я впервые оказался в здании нового римского аэровокзала и искал взглядом чудеса его страхующей от покушения техники, разрекламированной газетами, не подозревая, насколько досконально мне придется с ними познакомиться.

Пресса приветствовала открытие аэровокзала радостными воплями, что теперь наверняка будет положен конец покушениям. Только застекленный зал регистрации выглядел, как всюду. Здание аэровокзала, похожее сверху на барабан, заполняли эскалаторы и тротуары, постепенно фильтрующие пассажиров. В последнее время террористы наловчились проносить оружие и взрывные устройства по частям, которые потом можно собрать в туалете самолета, поэтому итальянцы первыми отказались от магнитометров. Одежду и тела зондируют ультразвуком во время передвижения по эскалаторам, а результат такого незаметного обыска подытоживает компьютер, указывающий на всех подозрительных. Писали, что ультразвук находит каждую пломбу в зубе и пряжку на подтяжках. От него нельзя укрыть даже неметаллическое взрывное устройство.

Новый аэропорт неофициально называют Лабиринтом. Во время пробного пуска сыщики с хитроумно спрятанным оружием несколько недель бегали по движущимся лестницам, и якобы никому из них не удалось пройти. Лабиринт действовал уже с апреля и без серьезных инцидентов, пока вылавливали только людей со странными, хотя и невинными предметами, вроде детского револьвера или его силуэта, вырезанного из алюминиевой фольги. Одни эксперты утверждали, что это психологическая диверсия разочарованных террористов, другие — что это попытка установить, насколько хорошо действуют фильтры. Юристы хлебнули с этими лжеконтрабандистами немало горя, потому что их намерения выглядели недвусмысленными, однако были уголовно не наказуемы. Единственное серьезное происшествие произошло накануне, в тот день, когда я покидал Неаполь. Какой-то азиат, когда его изобличил ультразвук на так называемом «мосту вздохов», посредине Лабиринта, избавился от настоящей бомбы. Он бросил ее в зал, над которым расположен мост, но она взорвалась без всяких последствий, пострадали только нервы пассажиров. Вот и все происшествия. Сейчас-то я думаю, что эти незначительные инциденты послужили подготовкой операции, в которой новой обороне предстояло быть взломанной новым видом атаки.

«Алиталия» отложила свои полеты на час, неясно было, примет ли нас Орли или аэропорт имени де Голля. Я решил переодеться, потому что и в Париже обещали 30 градусов в тени. Не помнил уже, в каком из чемоданов у меня сетчатые рубашки, поэтому отправился к ванным комнатам с тележкой, на которой лежали все мои вещи, и долго блуждал по пандусам подземной части здания, пока какой-то раджа не показал мне дорогу. Не знаю, был ли он действительно раджой, хоть и носил зеленый тюрбан, скорей всего нет — слишком уж скверно он говорил по-английски. Интересно, снимет ли он тюрбан в ванне? Он тоже шел купаться. На эту прогулку с тележкой я ухлопал столько времени, что душ принял наскоро, живо переоделся в полотняный костюм, обул легкие туфли со шнуровкой и, сунув саквояж со всеми мелочами в чемодан, поспешил к стойке регистрации. Отошел от нее с пустыми руками, сдав все в багаж. Это оказалось разумным; сомневаюсь, чтобы микрофильмы — они были в саквояже — уцелели в «бойне на лестнице».