Моллюск был еще жив, но это ничуть не смутило маленьких хищников. Они нападали злобно, слаженно, как пираньи. Они рвали на куски и отрубленные щупальца, и тело, которому эти щупальца раньше принадлежали. Моллюск издавал странные гортанные звуки, в которых слышалась боль, и я пожалел его. Но вмешиваться не стал, да и не успел бы: за минуту все было кончено. От моллюска не осталось даже раковины — только ее осколки на дне. Существа успокоились и неспешно вернулись в заросли водорослей.
Мерзкое местечко. Есть ли здесь вообще не-хищники? Вряд ли… Разве только падальщики. Все питаются друг другом, но разные виды продолжают существовать. Этот мир может оказаться совершеннее того, который я знаю — но совершеннее на примитивном уровне.
Что-то все стало слишком запутанным!
Я уже сделал несколько кадров, но этого было мало. Прочистив фильтр, я поплыл дальше. За первыми рядами холмов рыжеватых водорослей почти не осталось, свет давали прозрачные листья с синими прожилками и белые кораллы. Живых существ я на дне не видел… Очень странно! По моим подсчетам — и по местным законам — здесь должны обитать сильнейшие.
Мое внимание привлек камень, довольно крупный и идеально круглый. Сам он порос мелкими водорослями и плесенью, хотя поблизости растений не наблюдалось. Любопытно! Заинтригованный, я подплыл ближе, протянул руку…
Камень открыл глаза — мутные, будто завешенные пеленой. Вслед за глазами открылась пасть. И немаленькая — она занимала половину туловища. Притупленные, но все же треугольные зубы впечатляли — особенно когда они сомкнулись в паре сантиметров от моей руки.
Я бы выругался, но это означало бы пару глотков чудесной заплесневелой воды. Поэтому я ограничился тем, что послал камню мысленное проклятье. Он, видимо, понял, что я настроен недружелюбно: из песка появились тонкие суставчатые лапки, и камень вперевалку пополз прочь.
Есть здесь хоть что-нибудь, что является тем, чем выглядит?!
Некоторое время я держался подальше от дна — ждал, пока сердце вернется к нормальному ритму. Я был бы и рад все оставшееся время оставаться повыше, но, увы, отсюда я не мог фотографировать. Надо быстрее закончить и убраться — от этого места у меня мурашки!
Я сделал пару кругов над отдаленной частью территории и наконец выбрал более-менее миролюбивую поляну. На ней росли водоросли, похожие на цветы: тонкий стебель венчала широкая плоская корона. Впрочем, не цветы меня интересовали в первую очередь.
На цветах сидели самые странные существа из всех, что я видел здесь. Телом они напоминали ящериц, вот только голова была размером с половину тела. Из-за грушевидной формы черепа их можно было бы назвать щекастыми… если бы у них была пасть! Но пасти я не видел. На верхней половине головы мерцали черные глазки, похожие на капельки; они придавали существам печальный вид.
Тела у них были мягкие и беззащитные — если не учитывать крупные, несимметрично растущие иглы. На этих иглах существа и передвигались: иногда шли, как на ножках, и иногда просто крутились вокруг своей оси. При этом они издавали приглушенные звуки, похожие на свист дельфинов.
Я не сразу понял, что они просто играют. Странно было видеть игру в этом месте… может, не все тут хищники?
Я сделал несколько кадров, но все равно остался. Мне нравилось смотреть, как штуковины перекатываются с цветка на цветок. Это были именно штуковины — не твари и не уродцы, как я условно именовал всех остальных. Игольчатая мелочь — каждое существо было не больше моей ладони — казалась совсем беззащитной и безвредной.
Мне следовало догадаться, что никакой мир не может состоять только из хищников. Кто-то должен стоять внизу пищевой цепи — кто-то кроме водорослей! Так что эти штуковины — не более чем закуска. Жаль, они забавные.
Я собрался уплывать, когда писк стал более резким и тревожным. Обернувшись, я увидел, что штуковины сбились в кучу на цветах, а по дну к ним приближаются два крупных — может, с меня размером, — хищника. Они напоминали пресноводных раков, только с более плоскими телами, покрытыми гибкими пластинами брони.
В принципе, штуковины были достаточно высоко, даже слишком высоко… Но ракоподобные быстро продемонстрировали, что для них это не помеха — массивными клешнями они могли срезать цветков по пять за раз.
Свалившиеся вниз штуковины пытались укатиться, но хищники, хоть и медлительные в целом, ловко орудовали клешнями. Раздался писк, отчаянный, резко оборвавшийся. Иглы не помогали, мелкие существа были разрублены на куски. Покончив с одной штуковиной, хищники не отступали, а ловили новую, собирая перед собой гору искромсанных трупиков.
Сначала я не собирался вмешиваться. Судя по уверенным движениям этих раков-переростков, они привыкли к такой охоте, то есть, ничего необычного не происходило. А если так, то чего я буду встревать? Я уже вмешался в местную жизнь, когда покалечил моллюска — и к чему это привело?