Наставник и чудотворец

Я было начал отказываться, говоря, что ему нужно отдохнуть, что я не смею нарушать его отдыха. Но батюшка, очевидно, вовсе не имел в виду отпустить меня и со словами: «Ничего, ничего, мы с вами побеседуем», — придвинул ко мне принесенный стакан чая, разломил надвое булку и начал так просто, ровно, спокойно вести со мной беседу, как со своим старым знакомым.

— Ну, как у вас в Москве? — было первым его вопросом.

Я, не зная что ответить, сказал ему громкую фразу:

— Да как вам сказать, батюшка… Все находимся под взаимным гипнозом.

— Да, да… Ужасное дело этот гипноз. Было время, когда люди страшились этого деяния, бегали от него, а теперь им увлекаются… извлекают из него пользу…

И отец Нектарий в самых популярных выражениях прочитал мне целую лекцию в самом точном смысле этого слова о гипнотизме, ни на одно мгновение не отклоняясь от сущности этого учения в его новейших исследованиях. Если бы я пришел к старцу хотя бы второй раз и если бы умышленно сказал ему, что я — спирит и оккультист, что интересуюсь между прочим и гипнотизмом, я, выслушав эту речь, мог бы со спокойной душой заключить, что старец так подготовился к этому вопросу, что за такую подготовку не покраснел бы и я, человек вдвое почти моложе него.

— … И ведь вся беда в том, что это знание входит в нашу жизнь под прикрытием как будто могущего дать человечеству огромную пользу, — закончил отец Нектарий.

В это время отворилась дверь, вошел келейник и заявил:

— Батюшка, вас очень дожидаются там.

— Хорошо, хорошо, сейчас, — проговорил старец, а затем, немножко помедлив, продолжал, обращаясь лично ко мне:

— А вот еще более ужасное, еще более пагубное для души, да и для тела увлечение — это увлечение спиритизмом…

Если бы в этой келлии, где перебывал целый ряд подвижников — старцев Оптиной пустыни, — раздался сухой, металлический (знаете, бывает иногда такой в жаркие летние июньские грозовые дни) раскат оглушающего удара грома, он бы не произвел на меня такого впечатления, как эти слова боговдохновенного старца.

Я почувствовал, как у меня к лицу прилила горячая волна крови, сердце начало страшно усиленными ударами давать знать и голове, и рукам, и ногам, и этому дивану, и даже, кажется, самому старцу о своем существовании. Я превратился в одно сплошное внимание. Замер от неожиданности. И мой привыкший к подобного рода экстравагантностям рассудок, учтя все те физиологические и психологические импульсы, которые мгновенно дали себя знать при первых словах старца, сказал мне: «Слушай, это для тебя».

И действительно — это было для меня.

А старец продолжал!

— О, какая это пагубная, какая это ужасная вещь! Под прикрытием великого христианского учения и появляется на спиритических сеансах незаметно для человека он, сатана, сатанинскою лестью древнего змия заводит его в такие ухабы, в такие дебри, из которых нет ни возможности, ни сил не только выйти самому, а даже распознать, что ты находишься в таковых. Он овладевает через это Богом проклятое деяние человеческим умом и сердцем настолько, что то, что кажется неповрежденному уму грехом, преступлением, то для человека, отравленного ядом спиритизма, кажется нормальным и естественным…

В моей голове с быстротою молнии встал целый ряд моих личных деяний и деяний других, отдавшихся этому учению, которые именно прошли при указанном старцем освещении. <…>

— Ведь стоит только поближе всмотреться во многих спиритов, — продолжал старец, — прежде всего на них лежит какой-то отпечаток, по которому так и явствует, что этот человек разговаривает со столами; потом у них появляется страшная гордыня и чисто сатанинская озлобленность на всех противоречащих им…

И это удивительно верно и точно подмечено.