Сказав, что он «не намерен полагаться на волю случая», Джего попросил Роя позвонить дворецкому и спросить его, обедает ли сегодня в колледже Кроуфорд. Дворецкий ответил, что обедает. «Вот и прекрасно», — пробормотал Джего.
Когда я вошел в профессорскую, несколько сторонников Кроуфорда сидели у камина и попивали херес — у них был торжествующий, даже, пожалуй, злорадно-торжествующий вид. Пришедший через несколько минут Кроуфорд одинаково приветливо поздоровался и со мной и со своими союзниками. Он держался чуть уверенней, чем обычно, но удивлен не был: ему, видимо, казалось, что события просто не могли развиваться иначе.
— Элиот, — вдруг обратился ко мне Найтингейл, хотя он не заговаривал со мной вот уже несколько месяцев.
— Да?
— Вы знаете о решении Пилброу?
— Разумеется.
— Он прислал мне сегодня записку, — объявил Кроуфорд.
— Прекрасное решение, — проговорил Гетлиф.
— Он чрезвычайно корректен, — сказал Кроуфорд и принялся спокойно рассуждать о недавно выдвинутой теории электропроводимости нервных тканей. Найтингейл, как и обычно в последнее время, слушал его с напряженным вниманием. Гетлиф начал было толковать с Кроуфордом об экспериментальной проверке новой теории, но в это время Джего распахнул дверь и сказал:
— Кроуфорд, мне надо с вами поговорить.
Все повернули головы к двери. Джего ни с кем не поздоровался и упорно смотрел только на Кроуфорда.
— Что ж, пожалуйста, — немного скованно сказал Кроуфорд. — Вы хотите поговорить с глазу на глаз или мы можем остаться здесь?
— Мне таиться незачем, — отозвался Джего. — Я вынужден обратиться к вам, потому что некоторые люди привыкли прятаться за чужую спину.
— Что ж, пожалуйста, — встав с кресла, повторил Кроуфорд.
У камина Деспард и Гетлиф делали вид, что оживленно беседуют, но все мы, естественно, слышали последние слова Джего.
— Я не хочу перекладывать на вас вину ваших сторонников, — сказал Джего, — но считаю, что в какой-то мере вы несете ответственность за их поступки.
— Что-то я не понимаю вас, — проговорил Кроуфорд, — Может, вы объясните мне, о чем, собственно, идет речь?
— Объясню, будьте уверены!
— Я предпочел бы, — пристально глядя на Джего, сказал Кроуфорд, — разговаривать в более спокойном тоне.
— Когда вы меня выслушаете, то поймете, что это не так-то просто.
Джего старался сдерживаться, но его ярость то и дело прорывалась наружу. Мы привыкли к вспышкам его негодования, но сейчас в нем клокотала именно ярость — свирепая, лютая и непримиримая. Любой человек, столкнувшись с ней, почувствовал бы некоторое замешательство; возможно, Кроуфорду было не по себе, но его голос звучал спокойно и сдержанно. Что-что, а сдерживаться он умеет, со злостью подумал я.
— Если это правда, я буду очень огорчен, Джего, — проговорил он.
— Если вас изберут в ректоры, никто из моих друзей не скажет, что ваша жена недостойна жить в Резиденции!
— Я был бы очень удивлен, если б они это сказали.
— Я вот тоже был удивлен, когда узнал, что моя жена получила листовку, составленную вашим сторонником Найтингейлом.
Джего говорил негромко, но Кроуфорд, при всем своем внешнем спокойствии, не нашелся с ответом.
— Вы читали эту листовку?
— Читал.
— И как вы полагаете — можно такую листовку посылать женщине?
Да, Кроуфорду было явно не по себе.
— Джего, мне очень неприятно, что это случилось, — сказал он. — Я напишу вашей жене, что очень сожалею об этом.
— И только?
— Ничего другого я сделать не могу.
— Нет, можете, — возразил Джего. — Вы можете узнать, кто послал ей эту листовку. Она была послана с таким расчетом, чтобы ее получила именно моя жена.
Джего сдерживался с огромным трудом. Кроуфорд покачал головой.
— Вы ошибаетесь, Джего, — сказал он. — Я понимаю ваши чувства, но вы преувеличиваете мою ответственность. Я искренне сожалею, что хотя бы косвенно причастен к неприятным переживаниям вашей жены. Я готов сказать ей об этом. Но я вовсе не готов превратиться в частного сыщика. Я согласился баллотироваться в ректоры, однако не принимал никакого участия в спорах личного характера между членами нашего Совета и, пользуясь случаем, хочу сказать, что решительно осуждаю их.
Подавленный спокойной весомостью этой речи, Джего с минуту молчал. Потом проговорил:
— Травля моей жены была организована для того, чтобы я снял свою кандидатуру.
— Мне не нужно, чтобы вы снимали свою кандидатуру, и, таким образом, ваши претензии ко мне безосновательны.
— Однако вашим союзникам это, по-видимому, нужно, — сказал Джего. — Я постараюсь защитить свою жену от оскорблений, но, пока мои коллеги поддерживают меня, я своей кандидатуры не сниму.
Кроуфорд ничего на это не ответил, и профессорская погрузилась в тишину, потому что все другие разговоры оборвались еще несколько минут назад.
Зазвонил колокол, возвещающий обед, и Кроуфорд, пытаясь смягчить их враждебный диалог банально дружелюбной концовкой, спросил Джего:
— Вы идете в трапезную?
— Нет, — ответил тот, — я буду обедать со своей женой.