Читаем Наставники. Коридоры власти полностью

В начале лета Уайтхолл забурлил слухами. Гилби выписался из клиники и вернулся домой. Один политический обозреватель предсказывал, что скоро он снова приступит к исполнению своих обязанностей. Кое-кто поговаривал, что он уже принял правительственное назначение за границу. В качестве его преемника называли разных людей, в том числе и Роджера, но только одна воскресная газета выдвигала его на первый план.

Мы, стоявшие близко к центру событий, терялись в догадках. Мы знали, что некоторые из этих слухов вздорны — некоторые, но не все. Такие люди, как Дуглас Осбалдистон, Гектор Роуз, да и сам Роджер, понятия не имели, кто их распространяет. Диана Скидмор и родственники Кэро — люди, для которых осведомленность была делом чести, — не могли ничего узнать, по крайней мере ничего существенного. Это был один из тех случаев (не столь редких, как принято думать), когда «посвященные» читают газеты с тем же вниманием и любопытством, что и простые смертные.

Из всех нас Роджер держался наиболее хладнокровно. Он спокойно работал у себя в кабинете, отвечал на запросы в парламенте, раза два выступил с речью. Вел он себя при этом скромно, как и подобает знающему свое дело заместителю. Присматриваясь к нему эти недели, я понял, что, помимо самообладания, ему присуще еще одно редкое качество. У него был особый дар казаться человеком более беспечным и куда менее значительным, чем на самом деле. Как-то раз вечером после прений, на которых присутствовали и мы с Дугласом, один из молодых членов парламента пригласил всю нашу компанию к Пратту. Огонь камина в тесном отдельном кабинете освещал несколько суровых волевых лиц, но не таково было лицо Роджера. Он сидел и пил пиво, кружку за кружкой, грузный, неуклюжий, с видом приветливым и добродушным, умный, немножко наивный, точь-в-точь доверчивый простак, затесавшийся в компанию шулеров. Среди твердых решительных лиц его лицо резко выделялось своим радостным, оживленным выражением, без тени честолюбия или напряженности.

Как-то в июне, среди дня, я опять получил приглашение от лорда Гилби. На этот раз меня просили пожаловать в его частную резиденцию, как выразилась моя секретарша. Зачем? Этого она не знает — приглашение передал не Грин, а кто-то из мелких служащих и ничего больше не пожелал сообщить. Приглашен ли еще кто-нибудь? На мою секретаршу можно было положиться. Она уже звонила в секретариат Гектора Роуза и Дугласа. Оказалось, что оба они тоже приглашены. Роуз сейчас находится на заседании, а Дуглас уже двинулся в путь.

Гилби жил совсем недалеко — он снимал квартиру в Карлтон-хауз-террес, — но добирался я туда довольно долго. По Пэлл-Мэлл сплошным потоком шли машины с крестами на ветровом стекле, направлявшиеся во дворец, где в саду должен был состояться очередной королевский прием.

Наконец я добрался до Карлтон-хауз-террес; квартира Гилби оказалась на верхнем этаже. В дверях меня встретила элегантная молодая женщина.

— Могу я видеть мистера Грина? — осведомился я.

— Мистер Грин больше не состоит секретарем у лорда Гилби.

Она прибавила, что леди Гилби уехала в гости, но лорд Гилби ожидает меня. Они с Дугласом стояли у окна гостиной, из которого открывался вид на залитые ослепительным солнцем башни и башенки Уайтхолла, поднимавшиеся сразу за Сент-Джеймс-Парком, за зеркальной гладью озера, над кронами по-летнему пышных деревьев. Внизу под нами вспыхивали на солнце крыши автомобилей, которые теперь бежали быстрее по уже не такой запруженной Пэлл-Мэлл. Обычный милый сердцу лондонский вид; однако лорд Гилби созерцал его без восторга. Он поздоровался со мной с изысканной любезностью, но без улыбки.

Он подошел к креслу и опустился в него. Все его движения были рассчитаны, казалось, он все время прислушивается к себе. По всей вероятности, делал он это механически — сказывалась привычка, выработавшаяся за время болезни. А так он, по-видимому, совершенно забыл о болезни и сейчас был поглощен своей досадой да еще желанием соблюсти правила хорошего тона.

— Мне сообщили, что сэр Гектор Роуз занят и не сможет составить нам компанию, — сказал он сдержанно. — Буду благодарен, если вы передадите ему мое сожаление по этому поводу. Мне хотелось поговорить с вами, с теми, кто помогал мне советом в работе. С некоторыми коллегами я уже разговаривал. — Он смотрел на нас в упор: безукоризненно одетый, свежевыбритый, печальный. — Я хотел, чтобы вы узнали о случившемся непосредственно от меня, — продолжал он. — Вам, полагаю, это покажется невероятным, но сегодня утром перед завтраком я получил письмо от премьер-министра.

Внезапно он вспылил:

— Он должен был сам прийти ко мне. Должен!

Плавно, словно сберегая силы, Гилби поднял руку и указал в сторону Даунинг-стрит.

— Здесь ведь не так уж и далеко, — сказал он, — не так уж и далеко.

Но тут ему вспомнилось другое правило хорошего тона:

— Должен признаться, письмо составлено с большим тактом. Да. С большим тактом. В этом ему не откажешь.

Ни один из нас не знал, пора ли уже выражать соболезнование. Однако Гилби все никак не мог перейти к сути дела. Наконец он сказал:

Перейти на страницу:

Все книги серии Чужие и братья

Похожие книги

Рыбья кровь
Рыбья кровь

VIII век. Верховья Дона, глухая деревня в непроходимых лесах. Юный Дарник по прозвищу Рыбья Кровь больше всего на свете хочет путешествовать. В те времена такое могли себе позволить только купцы и воины.Покинув родную землянку, Дарник отправляется в большую жизнь. По пути вокруг него собирается целая ватага таких же предприимчивых, мечтающих о воинской славе парней. Закаляясь в схватках с многочисленными противниками, где доблестью, а где хитростью покоряя города и племена, она превращается в небольшое войско, а Дарник – в настоящего воеводу, не знающего поражений и мечтающего о собственном княжестве…

Борис Сенега , Евгений Иванович Таганов , Евгений Рубаев , Евгений Таганов , Франсуаза Саган

Фантастика / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Альтернативная история / Попаданцы / Современная проза
Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза