Наставники. Коридоры власти

— Скажите, — спросил он, — Совет решил провести выборы только после моей смерти?

— Да.

— И предполагалось, что к следующему учебному году с ними будет покончено?

— Да.

Он усмехнулся.

Ройс был уже очень утомлен, и мне пришлось напомнить ему, что он хотел о чем-то меня попросить. Он заставил себя сосредоточиться, несколько минут молчал, но все же вспомнил, о чем шла речь в начале моего визита. Он заговорил о Рое Калверте, своем протеже и ученике, который давно превзошел учителя. Ройс гордился достижениями Роя. И взял с меня слово, что я буду присматривать за ним.

Глава двадцать шестая ТУПИК

В начале октября зеленые листья плюща, увивающего ограды, стали огненно-бурыми, ветер срывал их и с шуршащим шорохом гонял по дворикам колледжа. Словно огромные желто-красные факелы, полыхали в парке кроны деревьев. Утренние зори развеивали знобкую белесую мглу, в небе золотистым пожаром разгоралось низкое осеннее солнце, а вечерами вокруг каждого фонаря зажигался бледно-радужный ореол. И по-прежнему до глубокой ночи светилось окно ректорской спальни.

Наставники возвращались в колледж; студенты-новички толпились у служебной квартиры Брауна и бродили по дворикам, разыскивая дом Джего. Повсюду слышались молодые голоса; днем студенты отправлялись на спортивные площадки, и монотонный уличный шум то и дело вспарывали звонки их велосипедов. Вернулись все члены Совета, кроме Пилброу и Роя Калверта; Браун заказал бутылку вина, чтобы отметить начало нового учебного года.

Через несколько дней приехал Рой. Он сразу же забежал ко мне, и я с радостью отметил про себя, что он превосходно выглядит. После июньской вспышки у него ни разу не было приступов депрессии, и, по-моему, он даже забыл о своем недуге. Я, пожалуй, никогда не видел его таким спокойным и уравновешенным. Он весело шутил, всячески старался помочь Брауну, улаживал какие-то дела своих друзей и очень хотел поскорее начать агитацию за Джего.

А колледж уже снова начало лихорадить. Винслоу опять стал таким же язвительным, как раньше. Найтингейл принялся нападать на Джего и его сторонников с прежним неистовством. Из вторых, часто из третьих рук узнавали мы о новых скандальных сплетнях и злобных слухах. Роя, правда, травили теперь меньше, чем летом: уверенный в себе, спокойный и веселый, всегда готовый отобедать в трапезной — даже если за столом членов Совета собиралось всего два или три человека, — он был сейчас неподходящей мишенью для злословия — хотя пару раз я все же замечал, что Винслоу посматривает на него с колючей недоверчивостью. Но зато «эту кошмарную женщину» поносили вовсю. Острое чутье маньяка безошибочно подсказывало Найтингейлу, как надо вести пропагандистскую войну: он искусно находил самые действенные слова, умел с ухмылкой оживить надоевшие другим пересуды, и постепенно его злобные выпады целиком сконцентрировались на миссис Джего. Теперь даже вполне благоразумные сторонники Кроуфорда, вроде Винслоу или Гетлифа, стали поговаривать, что «эту женщину нельзя подпускать к Резиденции», и Браун с Кристлом решительно не знали, как нейтрализовать такие разговоры.

Рой, Браун и я заботливо следили, чтобы эти сплетни не докатывались до Джего, но, несмотря на все наши усилия, мы иногда с беспокойством замечали, что, обедая в трапезной, он угрюмо молчит, а лицо у него бледное, измученное и напряженное. Тревожное ожидание вконец измотало ему нервы, и он порой взрывался из-за совершеннейших пустяков. Но нас-то больше всего огорчали его страдания — он сделался чрезвычайно уязвимым и совершенно беззащитным.

Знал ли он про сплетни о своей жене? Мы с Роем не сомневались в этом.

Ректор теперь почти все время дремал; но вечерами, когда на городок опускался сырой октябрьский туман, а с безоблачного неба глядела вниз голубовато-серебристая луна, в парадной спальне Резиденции вспыхивал свет. Стояло безветренное, ясное бабье лето, днем дворики колледжа заливало неяркое осеннее солнце, и под вечер теплый от нагретой за день брусчатки воздух струился вверх, так что стены домов, казалось, незримо колеблются; в такие вечера неестественная бледность Джего была особенно заметна.

Безмятежное спокойствие природы странно контрастировало с напряженной обстановкой в колледже. Осенью случилось только одно приятное событие: Фрэнсис Гетлиф, не знаю уж каким способом, унял Найтингейла, и тот отвязался от Льюка.

Однажды, когда мы обедали в трапезной, Кристл спросил нас с Брауном, можем ли мы уделить ему после обеда полчаса; нам сразу стало ясно, что он готовится к каким-то решительным действиям. Мне даже показалось, что Брауна охватило беспокойство; тем не менее он пригласил нас к себе, усадил в кресла и, откупорив бутылку рейнвейна, сказал:

— По-моему, в такую погоду рейнвейн очень освежает.