Читаем Наставники. Коридоры власти полностью

— Меня это попросту поражает, — проговорил Кристл; сегодня он произнес свое излюбленное слово без зловещих интонаций. — Однако такие разговоры едва ли нам помогут. Мы решительно ничего не добьемся, упражняясь в язвительном острословии.

— Я согласен с деканом, — сказал Деспард-Смит; его реплика прозвучала сурово и веско.

— Мне пока не совсем понятно, чего наш уважаемый декан хочет добиться, — заметил Винслоу. — Но, может быть, остальные осведомлены лучше, чем я?

— Все очень просто, — глядя на наших противников, сказал Кристл. — Если положение не изменится, ректора нам назначит епископ. Вам нравится такая перспектива?

— Эта возможность не ускользнула от нашего внимания, — сказал Винслоу.

— Я полагаю, это каждому из нас приходило в голову, — вступил в разговор Браун. — Но мы надеялись, что все как-нибудь уладится.

— Теперь уже трудно на это надеяться, — сказал Деспард-Смит.

— Вам нравится такая перспектива? — опять спросил Кристл.

— Должен признаться, дорогой декан, — проговорил Винслоу, — что у меня нет телепатических способностей, а поэтому я не знаю замыслов епископа и не могу ответить на ваш вопрос.

— Мне такая перспектива представляется к-катастрофической, — объявил Деспард-Смит. — И позорной, — добавил он. — Мы же опозоримся на весь Кембридж, если не сумеем сами выбрать себе руководителя.

— Очень рад, что вы так думаете, — заметил Кристл. — А теперь я скажу вам, что думаем об этом мы. Да-да, у нас сложилось твердое убеждение на этот счет. Если в дело вмешается епископ, ваш кандидат в ректоры не пройдет. Наш — тоже. Ректором станет чужак.

— А как по-вашему? — спросил Деспарда Гетлиф.

— Должен с горечью признать, что декан прав, — ответил Деспард-Смит. Он, как и Кристл на нашем совещании несколько дней назад, говорил с такой уверенностью, будто ему были известны намерения епископа. Интересно, подумал я, не узнал ли он что-нибудь через своих знакомых-клириков? И не от него ли получил сведения Кристл? Сегодня, во всяком случае, они явно друг друга поддерживали. А поддержка Деспарда, хотя ему уже перевалило за семьдесят, имела большое значение. Он никогда не сомневался в своей правоте. Он помолчал, налил себе виски и твердо сказал: — Да, к несчастью, декан совершенно прав. Должен заметить, что нынешний состав Епископата никак не назовешь удачным. Там никто не отличается особой мудростью. Но даже на этом фоне наш епископ кажется поразительно легкомысленным. Он, без сомнения, навяжет нам в ректоры совершенно неподходящего человека.

— Вам этого хочется? — напористо спросил Кристл.

— Мне нет, — ответил Гетлиф.

— Мне вот тоже нет, — сказал Кристл.

— В этом, конечно, мало радости, — заметил я.

Винслоу ехидно улыбнулся.

— Небезынтересно выяснить, — проговорил он, — предпочтут ли члены Совета любого из наших кандидатов епископскому чужаку. Некоторые, наверно, предпочтут. Но отнюдь не все.

— Вы имеете в виду, что среди нас есть люди, способные добровольно передать дело епископу? — спросил Кристл. — Люди, готовые прокатить одного из кандидатов любой ценой?

— Совершенно верно, мой дорогой декан, — ответил Винслоу.

Браун с тревожным вниманием поглядывал на Винслоу и Кристла.

— Я думаю, — сказал он, — что сейчас каждый из нас должен четко определить, чего он хочет. Моя позиция не изменилась. Я уверен — ректором должен стать Джего; ни о каких других вариантах я пока не задумывался. Сказать, что после Джего наилучшим кандидатом мне кажется Кроуфорд, я никак не могу.

— А я, — подхватил Винслоу, — не могу даже сказать, что считаю Джего приемлемым кандидатом на должность ректора.

— И поэтому, — спокойно выслушав казначея, закончил Браун, — если наш кандидат не наберет абсолютного большинства голосов, я не буду возражать против вмешательства епископа.

— Крайности, как известно, смыкаются, — сказал Винслоу, — и мне остается повторить заключительную фразу наставника: если наш кандидат не наберет абсолютного большинства, то я готов положиться на мудрость епископа.

— А по-моему, — сказал я, — крайности — это всегда плохо. Я не могу согласиться с Брауном. Мне кажется, что любой из наших кандидатов лучше чужака. Любой.

— Прекрасно сказано! — энергично и по-дружески поддержал меня Гетлиф, словно мы опять стали союзниками. — Мне кажется, что Элиот безусловно прав. Я не в восторге от кандидатуры Джего, но по мне уж лучше он, чем ставленник епископа.

Когда Фрэнсис умолк, все посмотрели на Деспарда. Он отхлебнул виски и с медлительной важностью проговорил:

— Я присоединяюсь к вам, лаодикейцы. — Потом необычно серьезно, так что никто не обратил внимания на разностилье в его репликах, добавил: — Пусть кто-нибудь другой покупает кота в мешке.

Перейти на страницу:

Все книги серии Чужие и братья

Похожие книги

Рыбья кровь
Рыбья кровь

VIII век. Верховья Дона, глухая деревня в непроходимых лесах. Юный Дарник по прозвищу Рыбья Кровь больше всего на свете хочет путешествовать. В те времена такое могли себе позволить только купцы и воины.Покинув родную землянку, Дарник отправляется в большую жизнь. По пути вокруг него собирается целая ватага таких же предприимчивых, мечтающих о воинской славе парней. Закаляясь в схватках с многочисленными противниками, где доблестью, а где хитростью покоряя города и племена, она превращается в небольшое войско, а Дарник – в настоящего воеводу, не знающего поражений и мечтающего о собственном княжестве…

Борис Сенега , Евгений Иванович Таганов , Евгений Рубаев , Евгений Таганов , Франсуаза Саган

Фантастика / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Альтернативная история / Попаданцы / Современная проза
Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза