Читаем Наставники. Коридоры власти полностью

— Должность освободилась во время учебного триместра, — с оттенком нетерпения ответил Винслоу. — До двадцатого декабря осталось ровно пятнадцать дней.

— Так-так. Действительно, — сказал Гей. — Все как будто верно. Вы поняли, джентльмены? Теперь, видимо, мне надо подписать этот документ?

— Это не обязательно, — проговорил Деспард. — В Уставе не указывается, что объявление должно быть подписано.

— Нет-нет, я уверен, что мне надлежит подписать этот документ, — сказал Гей. — Тогда всем станет ясно, что мы ничего не упустили. Я обязательно должен подписать этот документ.

Гей поставил под объявлением свою размашистую, но четкую подпись. Потом с удовлетворением сказал:

— Так-так. Превосходное объявление. Теперь мне надо прикрепить его к дверям храма. — Кристл и Рой Калверт помогли ему надеть пальто; услышав, как часы пробили шесть раз, он негромко хихикнул и проговорил:

— Наш друг Деспард написал мне во вчерашней записке, что собрание будет чисто формальным, — представляете себе, джентльмены? А оно продолжалось больше часа. Неплохо для чисто формального собрания — вы согласны со мной, старина? Больше часа! Как вам это нравится, Винслоу? Как вам это нравится, Джего?

Лил дождь, и мы надели пальто, чтобы проводить старика до церкви. Рой натянул на него мантию, а когда мы спустились во дворик, Кристл прикрыл его от дождя своим зонтом. Мы медленно двинулись к церкви. Дождь лил как из ведра; декабрьский вечер был холодным и темным.

Подойдя к церкви, мы обнаружили, что ни у кого из нас нет кнопок. Кристл чертыхнулся и, пока Льюк бегал за кнопками, попытался убедить Гея, что ему вредно долго оставаться на открытом воздухе в такую холодную погоду.

— Вы заблуждаетесь, старина! — воскликнул Гей. — Вы заблуждаетесь, уверяю вас. Не так уж я плох! — Через несколько минут вернулся запыхавшийся Льюк, и Гей прикрепил объявление восемью кнопками — сначала четырьмя, по углам, а потом еще четырьмя, по краям листка между угловыми.

После этого он отступил от двери, полюбовался на дело рук своих и сказал:

— Так-так. Превосходно. И все совершенно ясно. Любой человек с первого взгляда поймет, что в колледже освободилась должность ректора.

Часть третья

ОБЪЯВЛЕНИЕ О ВАКАНСИИ

Глава тридцатая

ДЖЕГО ВСПОМИНАЕТ ЮНОСТЬ

В ожидании похорон, назначенных на восьмое декабря, колледж уныло, но примиренно затих. Учебный триместр кончался седьмого; студенты, отправляясь к Джего или Брауну за разрешением на отъезд, разговаривали друг с другом нарочито негромко, а звонкоголосым абитуриентам, приехавшим сдавать экзамены для получения стипендии, наши привратники весьма сурово объясняли, что шуметь в колледже сейчас нельзя. Ни пятого, ни шестого декабря про выборы никто из нас не заговаривал. Кристл хлопотал о похоронном венке — кроме индивидуальных венков от каждого члена Совета, на гроб ректора обыкновенно возлагался венок от всего колледжа; Деспард-Смит постоянно толковал о похоронном обряде; вина после обеда мы в эти два дня не заказывали. Рой с нами не обедал: он и ел и ночевал в Резиденции — его попросила об этом леди Мюриэл.

Седьмого декабря я решил уйти вечером из колледжа и отправился на прогулку. Вечер был теплый и пасмурный; в витринах магазинов зажигались огни; порывистый ветер, завывая в узких улицах, словно они стали органными трубами, нес над тротуарами мелкую холодную морось, и прохожие закрывались от нее наклоненными против ветра зонтами.

Я вышел к полям Гранчестера и побрел по берегу реки. Вечерняя тьма сгущалась; людей вокруг видно не было; на черной воде светлым пятном выделялся одинокий лебедь. Мне стало тоскливо, и я поспешил вернуться в город; поднявшись по склону холма к Гороховой улице, я остановился возле уже закрытого магазинчика; над головой у меня ветер яростно трепал языки газовых фонарей.

— Господи, вот неожиданность! — вдруг услышал я. — Что вы тут делаете в такую мерзкую погоду?

Это был Джего; он улыбался, но его широкое лицо казалось изможденным и осунувшимся.

— Да вот захотелось прогуляться, — ответил я.

— Мне тоже. Прогуляться и все как следует обдумать.

Мы пошли по направлению к колледжу. Немного помолчав, Джего сказал:

— Послушайте, Элиот, вы не сочтете меня слишком назойливым, если я напрошусь к вам на чашку чая?

— Конечно, нет.

— Я пытаюсь собраться с мыслями, — Джего грустно улыбнулся, — а это выглядит не очень-то весело. И мою жену удручает мой унылый вид. А вы уверены, что я не буду действовать вам на нервы?

— Ради бога, не думайте об этом, — сказал я.

В первом дворике ярко светилось окно Брауна; но напротив, в окнах Резиденции, света не было.

— Трудно поверить, что он умер, — проговорил Джего.

Мы поднялись ко мне, и я заказал чай. А потом, решив, что Джего больше всего нуждается в дружеской откровенности, спросил:

— Вас, наверно, очень тревожат выборы?

— Невыносимо, — признался Джего.

— Со своими чувствами трудно справиться.

— А я вот себя презираю, потому что не могу с ними справиться, — сказал Джего.

— Ни один человек не властен над своими чувствами, — возразил я.

Перейти на страницу:

Все книги серии Чужие и братья

Похожие книги

Рыбья кровь
Рыбья кровь

VIII век. Верховья Дона, глухая деревня в непроходимых лесах. Юный Дарник по прозвищу Рыбья Кровь больше всего на свете хочет путешествовать. В те времена такое могли себе позволить только купцы и воины.Покинув родную землянку, Дарник отправляется в большую жизнь. По пути вокруг него собирается целая ватага таких же предприимчивых, мечтающих о воинской славе парней. Закаляясь в схватках с многочисленными противниками, где доблестью, а где хитростью покоряя города и племена, она превращается в небольшое войско, а Дарник – в настоящего воеводу, не знающего поражений и мечтающего о собственном княжестве…

Борис Сенега , Евгений Иванович Таганов , Евгений Рубаев , Евгений Таганов , Франсуаза Саган

Фантастика / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Альтернативная история / Попаданцы / Современная проза
Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза